Почему присяжные оправдали террористку Веру Засулич. Почему присяжные оправдали террористку веру засулич

140 лет назад революционерка Вера Засулич попыталась убить генерал-губернатора Санкт-Петербурга Федора Трепова. Станислав Кувалдин рассказал «Снобу», как ее неудачное покушение сделало политический терроризм оправданным в глазах российского общества

5 февраля 1878 года (по новому стилю) Вера Засулич, пришедшая под видом подательницы прошения в приемную петербургского градоначальника Федора Трепова, выстрелила в него, благодаря чему и вошла в историю. По мнению, особенно популярному в последнее время, покушение и судебный процесс Засулич, где присяжные оправдали террористку, стали тем поворотным пунктом, которые сделали революционный терроризм легитимным в глазах русского общества. А значит, согласно предложенной логике, именно отчаянный шаг террористки-одиночки открыл ту воронку, в которую засосало Россию в 1917 году.

Когда Засулич входила в приемную Трепова, у нее уже был опыт участия в конспиративной деятельности и столкновений с силовыми органами государства. Это и определило ее решимость

Почему эта логика так популярна именно сегодня, объяснить нетрудно. Именно потому, что в наши дни слова «жандармы» и «процессы над революционерами» употребляются почти без иронии по поводу деятельности Центра «Э» или отчетов ФСБ о раскрытии очередной конспиративной группы, обстоятельства дела Веры Засулич и судебного процесса, приведшего к ее оправданию, заслуживают особого разбора. Узнаваемость деталей, в которых была разыграна эта драма, помогает понять мотивы поступков каждого из ее героев.

Девушка с модными взглядами

В 1878 году существование в России своей полуподпольной среды революционеров и объединений молодежи, стремящейся переустроить общество по модным социалистическим принципам, ни для кого не было секретом. Эта среда уже переживала эволюционные скачки и рождала яркие явления, заставлявшие говорить о себе Россию и мир. Уже был написан роман Достоевского «Бесы», созданный на основе дела Нечаева . Уже затих порыв «хождения в народ» прогрессивно настроенной, но наивной молодежи, кончившийся разочарованием и массовыми судебными процессами. Государство — его чиновники, полиция и спецслужбы — искало способы справиться с этим явлением. Решение казалось очевидным: выявлять, преследовать и карать, но применение таких приемов редко оказывается выверенным и направленным лишь на тех, кто действительно представляет опасность. Когда Вера Засулич входила в приемную Трепова, у нее уже был опыт участия в конспиративной деятельности и столкновений с силовыми органами государства. Это и определило ее решимость.

В.И. Засулич - член редакции газеты Фото: ТАСС

Путь Засулич в среду молодежи, увлекающейся социалистическими идеями, был не особенно оригинальным: начитанная девушка из обедневшей дворянской семьи, воспитывавшаяся теткой, а позже обучавшаяся в пансионе и получившая диплом учителя, — нигде не укорененный, но стремящийся овладеть новыми знаниями человек. Именно такие люди попадали в среду первых русских социалистов. Сама Засулич в поздних воспоминаниях описывала разговоры и настроения той среды, куда она попала в конце 1860-х годов, с мягким юмором:

«Один рыжий юноша, напр., с жаром ораторствует перед группой человек из 10:

— Тогда все будут свободны, — ни над кем никакой не будет власти. Всякий будет брать, сколько ему нужно, и трудиться бескорыстно.

— А если кто не захочет, как с ним быть? — задаст вопрос один юный скептик.

На нервном лице оратора выражается искреннейшее огорчение. Он задумывается на минуту.

— Мы упросим его, — говорит он, наконец, — мы ему скажем: друг мой, трудись, это так необходимо, мы будем умолять его, и он начнет трудиться».

Сейчас это может показаться издевательством — обычно такими же или чуть более грубыми словами принято описывать неприспособленность к миру и никчемность современных хипстеров. С одной лишь разницей, что для Засулич такая наивность неизмеримо ценнее, чем признание и принятие существующих порядков.

Именно власть сделала из Засулич революционерку, закрепив этот статус заключением и высылкой

Засулич могла бы стать второстепенным персонажем «Бесов»: в 1869 году она столкнулась с Нечаевым и попала под его обаяние (впрочем, ответив отказом на признание в любви — такие признания Нечаев дежурно делал для привлечения в «организацию» ценных женских кадров). Как позже откровенно объясняла Засулич, происхождение Нечаева из семьи мастерового играло серьезную роль в его репутации:

«В то время слова “сын народа”, “вышедший из народа” внушали совсем иначе, чем теперь; в таком человеке, в силу одного его происхождения, готовы были допустить всевозможные свойства и качества, уже заранее относились к нему с некоторым почтением.... В сколько-нибудь значительном количестве крестьяне и мещане по происхождению стали появляться в среднеучебных заведениях только после реформы. В 1869 году еще очень немногие окончили образование, и от них готовы были ожидать и нового слова, и всяких подвигов».

Школа одиночки

Засулич не имела отношения к созданной Нечаевым группе «Народная расправа», тем не менее в какой-то момент революционер попросил ее взять на хранение конспиративные письма. Несколько раз она передавала послания указанным адресатам. Это сыграло в ее судьбе роковую роль. После раскрытия нечаевской организации Засулич была арестована — в это время ей было 20 лет. Из-за подозрений Третьего отделения, занимавшегося политическим сыском, Засулич два года провела в заключении: как многих других политических заключенных, ее держали в одиночной камере. Этого опыта и связанных с ним мучений она не забудет. Следствия по ее делу почти не велось. После ареста (причину которого она сначала не могла понять) о ней забыли почти на год — Засулич провела его в одиночном заключении без посещения родных. В итоге же дело просто прекратили. Она вынуждена была провести два года за решеткой просто потому, что представлялась подозрительной. Затем ее отпустили — только для того, чтобы через две недели задержать вновь и выслать в Новгородскую губернию — без копейки денег и перспектив хоть каких-то занятий. По большому счету, именно власть сделала из Засулич революционерку, закрепив этот статус заключением и высылкой.

Политические дела и во времена Засулич не судили судом присяжных. Власти намеренно решили сделать вид, что ничего политического здесь нет

В 1876 году, пока Засулич находилась под надзором полиции (тем не менее принимая участие в конспиративной деятельности), в Петербурге у Казанского собора состоялась демонстрация, организованная группой «Земля и воля», считающаяся первой незаконной политической демонстрацией в России. В акции приняли участие несколько сот человек — студентов и распропагандированных рабочих. Полиция быстро начала разгонять собравшихся, однако те оказали сопротивление (в том числе с использованием кастетов). После задержанных на месте судили довольно жестко: пять человек были приговорены к каторге на срок от 10 до 15 лет. Приговоренным к 15 годам оказался студент Боголюбов. Защита пыталась указать на суде, что все обвинение строится лишь на показаниях полицейских, однако довод был проигнорирован. Именно Боголюбов станет участником инцидента, который толкнет Засулич на выстрел.

Градоначальник на объекте

Возможно, острая реакция на этот инцидент в России XXI века у многих вызовет лишь некоторое недоумение. В 1877 году петербургский градоначальник Трепов инспектировал Дом предварительного заключения и увидел во дворе группу гуляющих заключенных, в числе которых был Боголюбов. По распорядку подследственные, проходящие по одному делу, должны были гулять в разных секторах двора. Несоблюдение инструкций вызвало раздражение градоначальника. Боголюбов, который формально был уже осужден, сказал, что правила на него не распространяются, на что Трепов грубо потребовал от него не вмешиваться в разговор. Боголюбов подошел к градоначальнику снова, однако на этот раз забыл снять с головы шапку — Трепов ударом сбил шапку и приказал отправить Боголюбова в карцер, а после — высечь розгами. Единичный случай откровенного самоуправства вскоре стал известен в столице и во многих городах России и в тех условиях вызвал шок — как нечто совершенно недопустимое.

Письмо В. Засулич К. Марксу Фото: РИА Новости

Унижение Боголюбова заставило Засулич действовать. Позже на суде она объяснила, почему решилась на это:

«Я по собственному опыту знаю, до какого страшного нервного напряжения доводит долгое одиночное заключение, а большинство из содержавшихся в то время в ДПЗ (доме предварительного заключения. — Прим. ред. ) политических арестантов просидело там по 3 и 3,5 года. Уже многие из них с ума посходили и самоубийством покончили. Я могла живо вообразить, какое адское впечатление должна была произвести экзекуция на всех политических арестантов… и какую жестокость надо иметь, чтобы заставить их все это вынести по поводу неснятой при вторичной встрече шапки».

Собственный опыт фактически наказания без вины двумя годами одиночной камеры дал ей основания для решений.

Преступление и наказание

Засулич сделала только один выстрел и немедленно бросила пистолет. Она не стала проверять, был ли выстрел смертельным. Сейчас сложно сказать, было ли это сознательным решением. На суде она объясняла, что не ставила целью убить Трепова. Ей важно было, чтобы он получил любое наказание за свои приказы. После мгновенного шока Засулич повалили на пол и сильно избили, однако дальше никто не знал, что с нею делать — ни у кого не было опыта обращения с женщиной-террористкой. В описании Засулич это выглядит как комедийный эпизод:

«— Придется вас обыскать, — обратился ко мне господин каким-то нерешительным тоном, несмотря на полицейский мундир, — какой-то он был неподходящий к этому месту и времени: руки дрожат, голос тихий и ничего враждебного.

— Для этого надо позвать женщину, — возразила я.

— Да где же тут женщина?

— Неужели не найдете? И сейчас же придумала:

— При всех частях есть казенная акушерка, — вот за ней и пошлите, — посоветовала я.

— Пока то ее найдут, а ведь при вас может быть оружие? Сохрани господи, что-нибудь случится...

— Ничего больше не случится; уж лучше вы свяжите меня, если так боитесь.

— Да я не за себя боюсь, — в меня не станете палить. А верно, что расстроили вы меня. Болен я был, недавно с постели встал. Чем же связать-то?

Я внутренно даже усмехнулась: вот я же его учить должна!

— Если нет веревки, можно и полотенцем связать.

Тут же в комнате он отпер ящик в столе и вынул чистое полотенце, но вязать не торопился.

— За что вы его? — спросил он как-то робко.

— За Боголюбова.

—Ага! — в тоне слышалось, что именно этого он и ожидал».

Это «ага» действительно передает эмоции времени. Решение высечь Боголюбова возмутило далеко не только революционеров. Да и сам Трепов, несмотря на успешное управление городом, был фигурой крайне непопулярной. Его не любили не только за грубость, но в связи с сильным подозрением в незаконных обогащениях.

Генерал Федор Федорович Трепов Фото: Wikipedia

Как объяснял в своих воспоминаниях судья Анатолий Кони, которому поручили вести суд над Засулич:

«Главный недостаток его энергичной деятельности в качестве градоначальника — отсутствие нравственной подкладки в действиях — выступал перед общими взорами с яркостью, затемнявшей несомненные достоинства этой деятельности, и имя Трепова не вызывало в эти дни ничего, кроме жестокого безучастия и совершенно бессердечного любопытства».

Как известно, Засулич была оправдана судом присяжных. Об этом вспоминают при каждом удобном случае, если хотят подчеркнуть, что суд присяжных — средство опасное. Или что присяжной коллегии нельзя поручать дела террористов. Забывается обычно то, что политические дела и во времена Засулич не судили судом присяжных. Власти намеренно решили сделать вид, что ничего политического здесь нет. Что судят неуравновешенную девицу, из-за личной мести стрелявшую в представителя власти. Однако убедить в этой версии никого не удалось. Считается, что ведущую роль здесь сыграла позиция Кони, который отказался подыгрывать обвинению и учитывать все «непростые» обстоятельства. Он не стал препятствовать вызову в суд свидетелей защиты, которые рассказывали присяжным именно об инциденте с Боголюбовым. Сам Кони рассказывал, как на вопрос, заданный ему генералом Киреевым «Что же, однако, делать, чтобы Засуличи не повторялись?» он ответил: «Не сечь!»

Засулич стреляла не в абстрактного чиновника, а в человека, допустившего произвол в отношении бесправных многолетних заключенных одиночной камеры

В своих воспоминаниях Кони говорил, что рассчитывал на то, что присяжные признают Засулич нуждающейся в снисхождении. В этом случае, признав ее вину за покушение на жизнь, суд смог бы обратить внимание на то, что девушка сделала эта не по личной злобе, а реагируя на безнаказанную несправедливость. Тем самым, как казалось Кони, мог бы начаться какой-то диалог между обществом и властью. Всем был бы дан повод подумать о смысле полученного урока.

Но урок оказался другим. Присяжные назвали Засулич невиновной. Диалог был заменен на торжественное утверждение.

Принято говорить, что своим приговором суд оправдал терроризм. А значит, спровоцировал новые теракты. В доказательство этого приводят серию покушений на жандармов и высших чиновников, произошедших вскоре после окончания судебного дела. Однако можно вспомнить и о том, что сама Засулич после освобождения никогда не бралась за оружие, не имела отношения к террористическим организациям и не поддерживала «Народную волю». Оправдана оказалась девушка, решившаяся на отчаянный поступок, не возводившая свой выстрел в принцип. Она стреляла не в абстрактного чиновника, а в человека, допустившего произвол в отношении бесправных многолетних заключенных одиночной камеры: «Ничто не мешало Трепову или кому-либо другому столь же сильному опять и опять производить такие же расправы, ведь так легко забыть при вторичной встрече снять шапку, так легко найти подобный же ничтожный предлог».

Впрочем, эти дилеммы, заданные делом Засулич, сейчас, похоже, видятся преданием, относящимся к несовершенным этическим системам прошлого. Мы ведь знаем, что у терроризма нет оправдания, представителей власти нельзя трогать руками, а печень протестующих при столкновениях с полицией размазана по асфальту. Твердые ответы дают уверенность.

Последнюю неделю января 1878 г. высший свет Петербурга обсуждал покушение на генерал-губернатора столицы Федора Федоровича Трепова .

Предшествовали покушению следующие события.

Архип Петрович Емельянов (псевдоним Алексей Степанович Боголюбов), около 1880 г. Источник: Public Domain

6 декабря 1876 г. состоялась демонстрация молодежи на площади у Казанского собора в Петербурге. В процессе демонстрации был арестован студент А. С. Боголюбов .

13 июля 1877 г. в дом предварительного заключения в Петербурге приехал градоначальник Трепов. Во дворе ему на глаза попались трое заключенных, в том числе и Боголюбов. Поравнявшись с Треповым, они сняли шапки и поклонились. Обогнув здание, Боголюбов с товарищами вновь встретился с Треповым, но второй раз решил уже не здороваться. Однако Трепов закричал: «Шапку долой!» — и сделал движение, намереваясь сбить с головы Боголюбова шапку. Студент отшатнулся, и от резкого движения шапка свалилась с его головы. Большинство видевших это решили, что Трепов ударил Боголюбова. Раздались крики, стук в окна. Тогда Боголюбова прилюдно было приказано сечь на глазах у всех заключенных. Весть о случившемся быстро облетела весь Петербург. Поползли слухи, что Боголюбову дали не 25 розг, а секли до потери сознания.

Порку Боголюбова революционно настроенная молодежь восприняла как вопиющее нарушение прав человека. Все ждали, что Трепова накажут, но этого не произошло. И тогда роль карающего меча решила сыграть скромная школьная учительница, дочь дворянина Вера Засулич . Она купила револьвер, записалась на прием к Трепову и, зайдя в кабинет, в упор выстрелила в генерала.

Следствие по делу Засулич велось быстро и к концу февраля было окончено.

Власти оказывали на председателя Петербургского окружного суда Анатолия Федоровича Кони сильное давление с тем, чтобы он повлиял на присяжных и те вынесли обвинительный приговор. Было предложено даже изъять дело у присяжных и передать его в Особое Присутствие. Но Кони, втайне симпатизировавший террористке, не шел ни на какие уступки властям.

Ровно в 11 часов утра 31 марта 1878 г. открылось заседание Петербургского окружного суда. Небольшая зала заседаний уголовного отделения была набита до отказа. Генеральские эполеты, элегантные наряды дам из высшего света, сшитые специально к этому дню. Среди представителей прессы — знаменитый журналист Градовский и писатель Федор Достоевский .

Под охраною жандармов с саблями наголо из боковой двери выводят девушку в черном люстриновом платье. Это и есть знаменитая Вера Засулич: бледная, тщедушная, с некрасивым калмыцким лицом, запавшими щеками и заострившимся от худобы носом.

Вера Засулич, фото сделано до 1907 г. Источник: Public Domain

Деяние Засулич было квалифицировано по статьям 9 и 1454 Уложения о наказаниях, что предусматривало лишение всех прав состояния и ссылку в каторжные работы на срок от 15 до 20 лет.

Однако на фоне бесцветной, по общему признанию, речи обвинителя на этом процессе речь защитника была блестящей. Это поистине был звездный час присяжного поверенного Александрова . Ни до этого, ни после он никогда больше не достигал подобных высот. Длинный, тощий, с истерическими нотками в голосе, он изливал яд на систему, приведшую скромную девушку на скамью подсудимых. Он говорил о суде не над Верой Засулич, а над Треповым и ему подобными! Публика рыдала.

Перед тем как присяжные получили вопросительный лист и удалились для принятия решения, их напутствовал А. Ф. Кони. Несмотря на то что царь и министр юстиции требовали от него любыми путями добиться обвинительного приговора, он, по сути, подсказал присяжным оправдательный приговор.

Во время перерыва Достоевский, прогуливаясь с Градовским, печально произнес:

— Теперь ее, чего доброго, в героини возведут...

Заседание возобновилось лишь около шести часов вечера. Присяжные вошли в залу, теснясь, с бледными лицами, не глядя на подсудимую. Мертвая тишина в зале.

— Не виновна!

Крики восторга, рыдания, аплодисменты, топот ног — все слилось в один вопль. Наконец зал стих, и Кони объявил Засулич, что она оправдана и что приказ о ее освобождении будет подписан немедленно.

Фёдор Фёдорович Трепов, 1869 г. Источник: Public Domain

Из воспоминаний приятельницы Засулич А. Малиновской :

«Помню, однажды, рассказывая мне о том, что она почувствовала, услыхав из уст председателя суда о своем оправдании, она сказала, что то была не радость, а необыкновенное удивление, за которым тотчас же последовало чувство грусти. “Я не могла объяснить себе тогда этого чувства, но я поняла его потом. Если бы я была осуждена, то, по силе вещей, не могла бы ничего делать и была бы спокойна, потому что сознание, что я сделала для дела все, что только могла, было мне удовлетворением. Но теперь, раз я свободна, нужно снова искать, а найти так трудно”.

Вере хотелось бы стрелять в Треповых каждый день или, по крайней мере, раз в неделю. А так как этого нельзя, так вот она и мучится».

Из воспоминаний очевидца князя Мещерского:

«Процесс Засулич проходил как в кошмарном сне. Никто из разумных людей никак не мог понять, как могло состояться в зале суда такое страшное глумление над законностью. Ведь она стреляла в человека, тяжело ранила его, а ее признали невиновной и отпустили».

Николай Дмитревский. Выстрел Веры Засулич. Ксилогравюра к книге А. Ф. Кони. «Воспоминания о деле Веры Засулич». 1933 г. Источник: Public Domain

Из речи председательствовавшего на суде А. Ф. Кони:

«Господа присяжные заседатели! Картина самого события в приемной градоначальника 24 января должна быть вам ясна. Все свидетельские показания согласны между собою в описании того, что сделала Засулич. Некоторое сомнение может возбудить лишь показание потерпевшего, прочитанное здесь, на суде. Но это сомнение будет мимолетное. Для него нет оснований, и предположение о борьбе со стороны Засулич и о желании выстрелить еще раз ничем не подтверждается. Надо помнить, что показание потерпевшего дано почти тотчас после выстрела, когда под влиянием физических страданий и нравственного потрясения, в жару боли и волнения, генерал-адъютант Трепов не мог вполне ясно различать и припоминать все происходившее вокруг него. Поэтому, без ущерба для вашей задачи, вы можете не останавливаться на этом показании.

Существует, если можно так выразиться, два крайних типа подсудимых. С одной стороны — обвиняемый в преступлении, построенном на своекорыстном побуждении, желавший воспользоваться в личную выгоду плодами преступления, хотевший скрыть следы своего дела, бежать сам и на суде продолжающий то же в надежде лживыми объяснениями выпутаться из беды, которой он всегда рассчитывал избежать, — игрок, которому изменила ловкость, поставивший на ставку свою свободу и желающий отыграться на суде. С другой стороны — отсутствие личной выгоды в преступлении, решимость принять его неизбежные последствия, без стремления уйти от правосудия — совершение деяния в обстановке, которая заранее исключает возможность отрицания вины.

К какому типу ближе подходит Вера Засулич, решите вы и сообразно с этим отнесетесь с большим или меньшим доверием к ее словам о том, что именно она имела в виду сделать, стреляя в генерал-адъютанта Трепова.

Чувство мщения свойственно немногим людям; оно не так естественно, не так тесно связано с человеческой природой, как страсть, например, ревность, но оно бывает иногда весьма сильно, если человек не употребит благороднейших чувств души на подавление в себе стремления отомстить, если даст этому чувству настолько ослепить себя и подавить, что станет смешивать отомщение с правосудием, забывая, что враждебное настроение — плохое подспорье для справедливости решения. Каждый более или менее в эпоху, когда еще характер не сложился окончательно, испытывал на себе это чувство. Состоит ли оно в непременном желании уничтожить предмет гнева, виновника страданий, вызвавшего в душе прочное чувство мести? Или наряду с желанием уничтожить — и притом гораздо чаще — существует желание лишь причинить нравственное или физическое страдание или и то и другое страдание вместе? Акты мщения встречаются, к сожалению, в жизни в разнообразных формах, но нельзя сказать, чтобы в основе их всегда лежало желание уничтожить, стереть с лица земли предмет мщения.

Вы знаете жизнь, вы и решите этот вопрос. Быть может, вы найдете, что в мщении выражается не исключительное желание истребить, а и желание причинить страдание и подвергнуть человека нравственным ударам. Если вы найдете это, то у вас может явиться соображение, что указание Засулич на желание отомстить еще не указывает на ее желание непременно убить генерал-адъютанта Трепова».

Из речи адвоката Александрова:

«Не в первый раз на этой скамье преступлений и тяжелых душевных страданий является перед судом общественной совести женщина по обвинению в кровавом преступлении. Были здесь женщины, смертью мстившие своим соблазнителям; были женщины, обагрявшие руки в крови изменивших им любимых людей или своих более счастливых соперниц. Эти женщины выходили отсюда оправданными. То был суд правый, отклик суда божественного, который взирает не на внешнюю только сторону деяний, но и на внутренний их смысл, на действительную преступность человека. Те женщины, свершая кровавую расправу, боролись и мстили за себя. В первый раз является здесь женщина, для которой в преступлении не было личных интересов, личной мести, — женщина, которая со своим преступлением связала борьбу за идею во имя того, кто был ей только собратом по несчастью всей ее молодой жизни. Если этот мотив проступка окажется менее тяжелым на весах божественной правды, если для блага общего, для торжества закона, для общественной безопасности нужно признать кару законною, тогда да свершится ваше карающее правосудие! Не задумывайтесь! Немного страданий может прибавить ваш приговор для этой надломленной, разбитой жизни. Без упрека, без горькой жалобы, без обиды примет она от вас решение ваше и утешится тем, что, может быть, ее страдания, ее жертва предотвратят возможность повторения случая, вызвавшего ее поступок. Как бы мрачно ни смотреть на этот поступок, в самых мотивах его нельзя не видеть честного и благородного порыва».

После того как Веру Засулич объявили невиновной, ее подняли на руки и вынесли на улицу, где ждала ошалевшая от радости толпа. Несмотря на решение присяжных, император в тот же день приказал взять Веру Засулич под стражу и держать «до поступления дальнейших распоряжений». Чтобы помешать исполнению этого приказа, друзья Веры спрятали ее на конспиративной квартире, а потом помогли переехать в Швецию.

Вера Засулич родилась в деревне Михайловка Гжатского уезда Смоленской губернии в обедневшей дворянской семье. Три года (1852) спустя умер её отец, отставной офицер; мать была вынуждена отправить Веру как одну из трёх сестёр к материально более обеспеченным родственникам (Макулич) в деревню Бяколово близ Гжатска. В 1864 году была отдана в московский частный пансион. По окончания пансиона получила диплом домашней учительницы (1867). Около года служила письмоводительницей у мирового судьи в Серпухове (1867-1868). С начала 1868 года в Санкт-Петербурге устроилась переплётчицей и занималась самообразованием.

Приняла участие в революционных кружках. В мае 1869 года была арестована и в 1869-1871 годах находилась в заключении в связи с нечаевским делом, затем - в ссылке в Новгородской губернии, затем в Твери. Вновь была арестована за распространение запрещённой литературы и выслана в Солигалич Костромской губернии.

С конца 1873 года в Харькове училась на акушерских курсах. Стала членом народнической киевского кружка «южных бунтарей». Осенью 1875 года перешла на нелегальное положение. После разгрома группы «южных бунтарей» переехала в Петербург (1877).

24 января (по другим сведениям 28 января) 1878 года стреляла в петербургского градоначальника Ф. Ф. Трепова, по приказу которого был высечен заключённый революционер Боголюбов (Емельянов А.), и ранила его. Оправдательный приговор, вынесенный ей 31 марта 1878 года судом присяжных (председатель суда А. Ф. Кони, защитник П. А. Александров), вызвал единодушное одобрение общественности. По настоянию друзей и не желая подвергнуться новому аресту, приказ о котором был отдан после оправдательного приговора, Засулич эмигрировала в Швейцарию.

В 1879 году возвратилась в Россию, вместе с Л. Г. Дейчем и Г. В. Плехановым примкнула к «Чёрному переделу». В 1880 году вновь эмигрировала, была заграничным представителем «Красного креста» «Народной воли». В 1883 году, перейдя на позиции марксизма, вошла в состав группы «Освобождение труда», переводила произведения К. Маркса и Ф. Энгельса, вела с ними переписку. В конце 1899 года нелегально приезжала в Россию для установления связи с социал-демократическими группами. В 1900 году вошла в состав редакций «Искры» и «Зари». Участвовала в конгрессах Второго Интернационала.

На Втором съезде РСДРП (1903) примыкала к искровцам меньшинства; после съезда стала одним из лидеров меньшевизма. В 1905 году вернулась в Россию. После революции 1905 года в 1907-1910 годах была одним из «ликвидаторов», т. е. сторонников ликвидации подпольных нелегальных партийных структур и создания легальной политической организации. Во время Первой мировой войны 1914-1918 годов занимала оборонческую позицию («социал-шовинист»), т. е., в отличие от ратовавших за поражение России большевиков, выступала за защиту отечества. В 1917 член меньшевистской группы «Единство». В. И. Ленин, резко критикуя меньшевистскую позицию Засулич, высоко оценивал её прежние революционные заслуги. Октябрьскую революцию 1917 года встретила враждебно, справедливо обвиняя большевиков в узурпации власти и репрессиях.

Литературная деятельность

Первое публицистическое произведение - речь к 50-летию польскоговосстания 1831 года, опубликованное в переводе на польский язык в сборнике Biblioteka „Równosci“ (Женева, 1881). Засулич принадлежат очерк истории Международного товарищества рабочих, книги о Ж. Ж. Руссо (1899, второе издание 1923) и Вольтере (первая русская биография Вольтера «Вольтер. Его жизнь и литературная деятельность», 1893, второе издание 1909), а также литературно-критические статьи о Д. И. Писареве (1900), Н. Г. Чернышевском, С. М. Кравчинском (Степняке), о повести В. А. Слепцова «Трудное время» (1897), романе П. Д. Боборыкина «По-другому», и других литераторах и произведениях. Войдя в редакцию газеты «Искра», опубликовала в ней статью о Н. А. Добролюбове, некрологи о Глебе Успенском и Михайловском. После революции 1905 года в поисках заработка бралась за переводы прозы Г. Уэллса, романа Вольтера «Белый бык». Состояла в Всероссийском обществе писателей и в Всероссийском литературном обществе. В литературно-критических работах Засулич продолжала традиции революционно-демократической литературной критики и публицистики. В последние годы писала мемуары, опубликованные посмертно.

Меня всегда, еще со школьных времен удивляло, как могло получиться, что совершившая очевидное тяжкое уголовное преступление, которое и доказывать-то не было необходимости, и за которое ей полагалось по "Уложению о наказаниях уголовных и исправительных" от 15 до 20 лет тюремного заключения, террористка Вера Засулич была оправдана судом.

Предлагаю попробовать разобраться в этом деле.

24 января 1878 года (все даты даются по старому стилю. - С. В.), в тот самый день, когда знаменитый русский юрист Анатолий Федорович Кони вступил в должность председателя Петербургского окружного суда, в 10 часов утра на прием к генерал-губернатору Санкт-Петербурга Ф. Ф. Трепову , сводному брату императора Александра II (и, по неподтвержденным слухам, внебрачному сыну германского императора Вильгельма I), явилась на прием молодая женщина, назвавшаяся Козловой.
Подав прошение, она неожиданно извлекла из-под плаща револьвер и дважны выстрелила. Тяжело раненый в живот градоначальник повалился. Стрелявшая была сбита с ног находившимися в кабинете полицейскими.

Карманный револьвер "Webley Mark I", известный в России как "Бульдог"
(именно из такого револьвера стреляла в Трепова Засулич)

Тут же выяснилось её настоящее имя: Вера Ивановна Засулич , революцонерка-народница. Она заявила, что выстрелами в Трепова хотела отомстить за сечение розгами по его приказу осужденного за участие в политической демонстрации студента Боголюбова.

ЗАСУЛИЧ Вера Ивановна (1849 - 1919):

13 июля 1877 года в следственную тюрьму по какому-то поводу приехал Трепов. Во дворе тюрьмы он встретил гуляющими Боголюбова и ещё одного заключенного. Оба поклонились градоначальнику, но когда на следующем круге они вновь с ним поравнялись, то повторно кланяться не стали. Рассвирепевший Трепов приказал высечь Боголюбова (нарушив при этом закон о запрете телесных наказаний от 17 апреля 1863 года ). Свершившаяся под руководством полицмейстера Дворжецкого экзекуция вызвала панику среди арестантов. Они впадали в истерику, бросались в бессознательном состоянии на окна, крушили в камерах все, что попадалось под руку.

Поступок Трепова и произвол тюремщиков осуждались не только разночинной интеллигенцией, но и просвещенными представителями верхов. Но никакой официальной реакции на откровенное беззаконие не последовало. Верховная власть безмолвствовала. Ни слова недовольства не проронил и император Александр II.

А. Ф. Кони хорошо знал психологию присяжных, чьи представления о виновности в конкретных уголовных делах могли расходиться с нормами закона, и предвидел возможность оправдания Засулич. Зла "благородной мстительнице" Кони не желал, хотя к террору, разумеется, одобрительно относиться никак не мог. Он опасался, что оправдательный приговор будет использован властью для наступления на суд присяжных, приведет к резкому ограничению его компетенции вплоть до полного упразднения (и, как выяснилось позже, опасался он этого не зря).

31 марта 1878 года в Петербургском окружном суде под председательством А. Ф. Кони состоялось разбирательство дела Веры Засулич . Выслушав свидетелей, выступления прокурора и защитника, резюме председателя, присяжные после недолгого совещания признали подсудимую невиновной.

КОНИ Анатолий Федорович (1844 - 1927),
фотография 70-х годов XIX века:

Формальные, предусмотренные уголовным законом основания для оправдания Засулич отсутствовали. Речь могла идти только о снисхождении. А. Ф. Кони проникновенно заключил свое резюме: "Обсуждая основания для снисхождения, вы припомните раскрытую перед вами жизнь Засулич. Быть может, ее скорбная, скитальческая молодость объяснит вам ту накопившуюся в ней горечь, которая сделала ее менее спокойною, более впечатлительною и более болезненною по отношению к окружающей жизни, и вы найдете основания для снисхождения".

Так почему же присяжные не вняли логике фактов и последним словам председательского напутствия; почему они не осудили со снисхождением, а оправдали при несомненном наличии и преступления, и сознания в нем подсудимой?

Все факторы,сработавшие на оправдание Засулич, находились внутри самого уголовного дела.
Вердикт присяжных, в первую очередь, ковали власти предержащие: верховная - хранившая заговор молчания по поводу дикой расправы в следственной тюрьме и прокурорская - бездарно поставившая обвинение в суде: государственному обвинителю К. И. Кесселю запрещалось критиковать действия Трепова.

Солиден был вклад в вердикт и самого генерал-губернатора Ф. Ф. Трепова , своей деятельностью на посту градоначальника заслужившего прозвища "старый вор", "краснорожий фельдфебель", "полицейская ярыга".

ТРЕПОВ Федор Федорович (1809? - 1889), генерал-адьютант, генерал от кавалерии,
генерал-губернатор Санкт-Петербурга в 1873 - 1878 гг.:

От полученной раны Трепов всоре полностью оправился, но, проявив неуважение к присяжным, уклонился от явки в судебное заседание и даже от дачи показаний на дому под предлогом пошатнувшегося здоровья, хотя каждый день катался по городу в открытом экипаже.

Разумеется, оправдательный вердикт не состоялся бы, если бы не идеальная на всех этапах процесса защита Засулич адвокатом Петром Акимовичем Александровым .

При формировании коллегии присяжных он отвел из ее состава наиболее верноподданных - крупных чиновников и представителей купечества, пригласив в качестве свидетелей арестантов, рассказавших о происшествии в следственной тюрьме и самодурстве петербургского градоначальника, произнес потрясшую всех присутствующих речь, дав присяжным проникнуться отвращением к красочно описанной им процедуре с розгами.
П. А. Александров наплнил зааключительные слова своей речи глубоким нравственным и политическим смыслом: "Да, она может выйти отсюда осужденной, но она не выйдет опозоренною, и остается только пожелать, чтобы не повторялись причины, производящие подобные преступления, порождающие подобных преступников".

АЛЕКСАНДРОВ Петр Акимович (1836 - 1893):

Защитник поставил присяжных перед выбором: осуждение Засулич будет означать оправдание Трепова .

Такого выбора могло бы не быть, если бы выходку градоначальника официально осудила верховная власть: он был бы снят с должности или, по крайней мере, принужден публично покаяться, наконец, если бы хоть одно слово порицания присяжные услышали из уст государственного обвинителя.

В воспоминаниях о деле Веры Засулич А. Ф. Кони с сожалением писал: "При полном непонимании, которое существует в нашем обществе относительно судебных порядков и способов отправления правосудия, почти для всех вопрос: "Виновен ли?" - и до сих пор равносилен вопросу "Сделал ли?" И когда человеку, который сам сознает, что "сделал", говорят: "Не виновен", - то в обществе поднимается крик, в котором искренность недовольства равняется лишь глубине невежества. В деле Засулич был именно такой случай, и никто не хотел понять, что, говоря "не виновна", присяжные вовсе не отрицали того, что она сделала, а лишь не вменяли ей этого в вину".

Как же сложились судьбы участников этого знаменитого процесса после его окончания?
Думается, что хотя бы вкратце об это рассказать стоит.

В. И. Засулич
Оправдательный приговор суда по ее делу был опротестован на следующий же день. Полиция издала приказ об аресте опасной террористки. Но было уже поздно. Некоторое время В. Засулич скрывалась на конспиративной квартире, а вскоре была переправлена своими соратниками по революционной борьбе в Швейцарию, где в 1883 году вместе с Г. В. Плехановым организовала первую русскую марксисткую группу "Освобожднение труда".
Став таким образом социал-демократкой, приняла активное участие в формировании РСДРП, но примыкала к меньшевистской фракции партии. Несмотря на то, что она, подобно Плеханову, осудила захват власти большевиками в октябре 1917 года, "красный террор" Гражданской войны её не коснулся, во многом благодаря прошлым революционным заслугам, и В. И. Засулич умерла своей смертью 8 мая 1919 года от воспаления легких. Её похоронили на Волковом кладбище Петрограда.

Ф. Ф. Трепов
После ранения Трепов быстро оправился, но подал в отставку с должности генерал-губернатора Санкт-Петербурга 23 мая 1878 года "по состоянию здоровья". При этом он был произведен (непонятно, за какие такие военные заслуги), в звание генерала от квалерии (выше по Табели о рангах было только звание генерала-фельдмаршала).
Трепов спокойно дожил до 80-ти лет, более не принимая какого-либо активного участия в государственной и политической деятельности, проживая огромные капиталы, происхождение которых вызывало большие вопросы современников бывшего градоначальника.

А. Ф. Кони
После дела В. Засулич А. Ф. Кони попал в опалу, был отстранен от должности председателя Петербургского окружного суда, но не прекратил заниятия юридической наукой и практикой. Уже в 1885 году он был назначен обер-прокурором уголовного кассационного департамента Сената (высшая прокурорская должность в Российской империи), стал сенатором и действительным тайным советником (сравнявшись таким образом в чинах с Треповым). В 1906 году П. А. Столыпин предложил Кони портфель министра юстиции в своем правительстве, но тот отказался.
А. Ф. Кони не сразу но принял Советскую власть и оказал существенную помощь становлению советской системы права (в частности, им был написан комметарий к УК РСФСР 1922 г.).
Умер Кони, также как и В. Засулич, от пневмонии (17 сентября 1927 года), и был похоронен на кладбище Александро-Невской лавры. Но в 30-е годы его прах перенесли на Литераторские мостки Волкова кладбища, видимо поближе к оправданной им Вере Засулич.

П. А. Александров
Блестящий юрист П. А. Александров в 1874 году занял должность товарища (заместителя) обер-прокурора кассационного департамента Сената, но был уволен со службы из-за своих выступлений в защиту независимости прессы. После ухода с государственной службы в 1876 году он стал присяжным поверенным. В качестве адвоката он участвовал во многих громких делах, а после процесса В. Засулич его популярность многократно возрасла.
П. А. Александров умер 11 марта 1893 года от астмы в статусе одного из самых знаменитых российских адвокатов, практически никогда не проигрывавших процессы благодаря своему профессионализму и ораторскому искусству.

Мне кажется, здесь есть о чем задуматься.

Благодарю за внимание.
Сергей Воробьев.

Участница революционного движения в России В.И. Засулич родилась 27 сентября (8 октября) 1849 года (данные Википедии) в деревне Михайловка Гжатского уезда Смоленской губернии в обедневшей дворянской семье. Отец Веры, офицер, умер, когда девочке было три года. Мать, оставшись одна с тремя дочерьми, вынуждена была отправить Веру к более обеспеченным родственникам - теткам в деревню Бяколово под Гжатском. Там и прошло детство Веры. В 1864 году она была отдана в московский частный пансион, где учили иностранным языкам и готовили гувернанток. После окончания пансиона, в 1867 году, Вера Засулич сдала экзамен на звание домашней учительницы и переехала в Петербург. Но не найдя работу по специальности и нуждаясь в заработке, Засулич в 1867-1868 годах работала письмоводителем у мирового судьи в Серпухове, а оттуда вернулась в столицу, где, устроившись переплетчицей, занималась самообразованием и мечтала о революционной деятельности.

Начав посещать революционные кружки, Засулич в конце 1868 года познакомилась с С.Г. Нечаевым, который безуспешно пытался вовлечь её в создаваемую им революционную организацию "Народная расправа". Засулич отказалась, считая его планы фантастическими, но, тем не менее, предоставила свой адрес для получения и передачи писем нелегалов. За письмо, полученное из-за границы для передачи другому лицу, Вера Засулич была арестована 30 апреля 1869 года. Около года в связи с нечаевским делом провела она в "Литовском замке" и Петропавловской крепости, в марте 1871 года была освобождена, но сослана в Крестцы Новгородской губернии, а затем в Тверь. В Твери Засулич вновь арестовали за распространение нелегальной литературы и выслали в Солигалич Костромской губернии, а оттуда - в декабре 1873 года - в Харьков, где она поступила на акушерские курсы.

В 1875 году, после окончания ссылки, Вере Засулич позволили жить под надзором полиции в Харькове. Она не собиралась прекращать революционную деятельность. Увлекшись учением М.А. Бакунина, Засулич перешла на нелегальную работу; летом 1875 года она вошла в народническую группу "Южные бунтари". Этот народнический кружок был создан в Киеве, но имел филиалы по всей Украине, объединяя около 25 бывших участников "хождения в народ". Вместе с другими "бунтарями"-бакунистами Вера Засулич пыталась с помощью фальшивых царских манифестов поднять крестьянское восстание в Чигиринском уезде Киевской губернии под лозунгом уравнительного передела земли. С целью пропаганды восстания она жила в деревне Цебулёвке Киевской губернии. Замысел "бунтарей" по подготовке восстания осуществить не удалось, в 1877 году организация была разгромлена, а Засулич, спасаясь от преследований полиции, выехала в столицу, где было легче затеряться.

Переехав в Петербург, Засулич работала в подпольной "Вольной русской типографии", тогда же вошла в общество "Земля и воля", которому эта типография принадлежала. Там же, в Петербурге, 24 января 1878 года, Вера Засулич совершила самое громкое дело своей жизни - покушение на жизнь генерал-адъютанта, обер-полицмейстера, петербургского градоначальника Ф.Ф. Трепова (1803-1889). Причиной этого стал приказ высечь в доме предварительного заключения студента-революционера Боголюбова (Емельянов А.С.), арестованного 6 декабря 1876 года за участие в демонстрации молодежи на площади у Казанского собора в Петербурге, а затем приговоренного к каторжным работам. Телесные наказания (запрещенные законом) к политическому заключенному Боголюбову были применены за то, что тот не снял перед Треповым шапку. Этот инцидент 13 июля 1877 года вызвал бунт в тюрьме, получил широкую огласку, о нем писали газеты. Трепов, несомненно, представлял себе, что инцидент с Боголюбовым может иметь серьезные последствия, и в тот же день дважды письменно обратился к известному юристу А.Ф. Кони с просьбой о встрече. Понимая, что градоначальник поступил незаконно, приказав высечь Боголюбова, А.Ф. Кони откровенно высказал ему свое возмущение его действиями в отношении не только Боголюбова, но и всех других содержавшихся там заключенных.

Трепов уверял, что сомневался в законности своих действий. Поэтому не сразу велел высечь Боголюбова, который ему будто бы нагрубил, а сначала зашел к Кони, чтобы посоветоваться с ним, как со старым прокурором, но, не дождавшись его, пошел к министру юстиции графу Палену, который и дал разрешение высечь Боголюбова. Далее в свое оправдание Трепов сказал: "Боголюбов здоров и спокоен. Я ему послал чаю и сахару". Комментируя это заявление, А.Ф. Кони писал: "Я не знаю, пил ли Боголюбов треповский чай и действительно ли он - студент университета - чувствовал себя хорошо после треповских розог, но достоверно то, что через два года он умер в госпитале центральной тюрьмы в Ново-Белгороде в состоянии мрачного помешательства".

В разных местах революционеры стали готовить покушения на Ф.Ф. Трепова, чтобы отомстить за своего товарища. Утром 24 января 1878 года Засулич пришла на прием к Трепову в здание Управления петербургского градоначальства (Гороховая ул., 2/6) и выстрелила ему из пистолета в грудь, тяжело ранив. Террористка была немедленно арестована. Имя стрелявшей быстро стало известно. По картотеке описаний в департаменте полиции проходила некая В.Засулич, дочь дворянина Ивана Петровича Засулича, ранее привлекавшаяся по делу Нечаева. Разыскали мать подозреваемой, на свидании она опознала в преступнице свою дочь Веру Ивановну Засулич.

В последнюю неделю января 1878 года весь Петербург обсуждал покушение на Ф.Ф. Трепова. Губернатор был плох, но вне опасности. Рассказывали, что на утешительные слова государя, навестившего Трепова в день покушения, старик ответил: "Эта пуля, быть может, предназначалась вам, ваше величество, и я счастлив, что принял ее за вас". Такое заверение очень не понравилось Александру II, государь больше у Трепова не был и вообще стал к нему заметно холодеть. Последнему обстоятельству, возможно, способствовали слухи об огромном богатстве, которое якобы имел градоначальник. Рассказывали, что, когда император поручил одному из своих министров успокоить пострадавшего обещанием обеспечить его семью, министр, в свою очередь, успокоил государя заверением, что градоначальник давно сам себя обеспечил и имеет весьма крупное состояние. Государь нахмурился и больше ничего не сказал.

В высших слоях общества распространялись слухи, будто Засулич - любовница Боголюбова, хоть она это отрицает, и ее покушение на Трепова - личная месть. На балу у графа Палена публику развлекали, предлагая посмотреть фотокарточки романтической преступницы, из-за любовника чуть не застрелившей бедного Трепова. Барышни-курсистки в темных платьях и старых шляпках бредили Верой Засулич, мечтали повторить ее подвиг - кого-нибудь "укокошить". По рукам ходило, старательно переписывалось, заучивалось и хранилось под девичьими подушками стихотворение:

Грянул выстрел - отомститель, опустился божий бич,
И упал градоправитель, как подстреленная дичь!

На самом деле Боголюбов даже не был знаком с Верой Засулич. Событие 24 января произвело большое впечатление на всю Россию. Большинство не любивших Трепова и обвинявших его в продажности, в подавлении городского самоуправления, радовались покушению: "Поделом досталось!" А другие еще прибавляли: "Старому вору". Даже многие чины полиции затаенно злорадствовали против "Федьки", как они называли Трепова между собой. Сочувствия к Трепову было мало, а злорадства и насмешек - сколько угодно.

Сложилось так, что А.Ф. Кони (1844-1927), назначенный в конце 1877 года председателем Петербургского окружного суда, вступил в должность 24 января 1878 года, в самый день покушения на Трепова. Граф Пален, как и Лопухин, который стоял во главе петербургской прокуратуры, решили вести дело Засулич судом присяжных, причем, по словам А.Ф. Кони, "всякий намек на политический характер из дела устранялся с настойчивостью, просто странною со стороны министерства, которое еще недавно раздувало политические дела по ничтожнейшим поводам". Из следствия было тщательно вытравлено все имевшее какой-либо политический оттенок. Лопухин кричал всюду, что министр юстиции уверен в суде присяжных и смело передает ему дело, хотя мог бы изъять его путем особого высочайшего повеления. "Мнения, - писал А.Ф. Кони, - горячо дебатируемые, разделялись: одни рукоплескали, другие сочувствовали, но никто не видел в Засулич "мерзавку", и, рассуждая разно о ее преступлении, никто не швырял грязью в преступницу и не обдавал ее злобной пеной всевозможных измышлений об ее отношениях к Боголюбову. Сечение его, принятое в свое время довольно индифферентно, было вновь вызвано к жизни пред равнодушным вообще, но впечатлительным в частностях обществом. Оно - это сечение - оживало со всеми подробностями, комментировалось как грубейшее проявление произвола, стояло перед глазами общества, как вчера совершенное, и горело на многих сердцах, как свеженанесенная рана".

Следствие по делу Засулич велось в быстром темпе и к концу февраля было окончено. Вскоре А.Ф. Кони через Лопухина получил распоряжение министра юстиции Палена назначить дело к рассмотрению на 31 марта. Круги, близкие к самодержавию, высказывали опасение, что присяжные очень чувствительны к отголоскам общественного мнения и что поспешное проведение процесса отразится на присяжных. Верный столп самодержавия К.П. Победоносцев писал: "Идти на суд присяжных с таким делом, в такую минуту, посреди такого общества, как петербургское, - это не шуточное дело". К началу процесса Ф.Ф. Трепов поправился и приступил к исполнению своих обязанностей. Правда, несмотря на две операции, пулю из его груди так и не удалось извлечь, что давало Салтыкову-Щедрину, жившему с ним на одной лестнице, повод ругаться, говоря, что при встречах с Треповым он боится, что тот в него "выстрелит". Больше того, градоначальник ездил в коляске по городу и всюду рассказывал, что высек Боголюбова по поручению министра юстиции Палена, и лицемерно заявлял, что не только не желает зла Засулич, но даже будет рад, если её оправдают.

В середине марта 1878 года в связи с вступлением А.Ф. Кони в должность председателя Петербургского суда не без специальных намерений было организовано представление его императору, хотя до этого данная должность не входила в номенклатуру тех, при назначении на которые следовало представление царю. Кони хотел высказать Александру II свои сомнения по поводу возможного исхода дела Засулич, но аудиенция была настолько короткой, что он успел ответить лишь на один вопрос: "Где работал до этого?" Министр юстиции Пален рассчитывал, что рукопожатие императора усмирит либерального судью и что дело он "проведет успешно", т.е. Засулич будет осуждена.

В этих условиях шла подготовка к судебному процессу В.Засулич. Уголовное дело поступило в суд. Был определен состав суда, началась подготовка к слушанию дела. Сложнее было с назначением обвинителя. Его подбором занимался прокурор палаты Лопухин. Он сразу же остановил свой выбор на В.И. Жуковском, товарище прокурора окружного суда, в прошлом костромском губернском прокуроре, которого А.Ф. Кони характеризовал как умного, образованного и талантливого работника, очень сильного обвинителя. Но В.И. Жуковский, ссылаясь на то, что преступление Засулич имеет политический характер и что, обвиняя ее, он поставит в неприятное положение своего брата - эмигранта, живущего в Женеве, отказался от этой роли. Другой кандидатурой оказался авторитетный и талантливый юрист и поэт С.А. Андреевский. На предложение выступить обвинителем по делу Засулич он ответил вопросом о том, может ли он в своей речи признать действия Трепова неправильными? Ему ответили, что этого делать нельзя. В таком случае, заявил С.А. Андреевский, "я вынужден отказаться от обвинения Засулич, так как не могу громить ее и умалчивать о действиях Трепова..." Никакие уговоры не могли склонить С.А. Андреевского к принятию им на себя миссии обвинителя по делу Засулич. Наконец, для этой роли нашелся исполнитель: им был товарищ прокурора Петербургского окружного суда К.И. Кессель, который быстро включился в дело. Правда, Кессель очень переживал, как отнесутся в обществе и в кругу его товарищей к тому, что после отказа двух из них от обвинения он все-таки принял его на себя, и искал различные оправдания. Тем не менее, Кессель приступил к составлению своей обвинительной речи.

Пока Министерство юстиции решало вопрос о назначении обвинителя, в кругах адвокатов в отличие от прокуроров не было человека, который не мечтал бы взять на себя защиту Засулич. Вначале В.Засулич не хотела приглашать защитника и собиралась защищать себя сама. Но при получении 23 марта обвинительного акта она сделала официальное заявление, что избирает своим защитником присяжного поверенного и бывшего прокурора судебной палаты Петра Акимовича Александрова (1836-1893). Сын священника Орловской губернии, ставший крупным адвокатом, Александров говорил своим коллегам: "Передайте мне защиту Веры Засулич, я сделаю все возможное и невозможное для ее оправдания, я почти уверен в успехе".

Сразу же после открытия судебного заседания, когда началось формирование присутствия присяжных заседателей, Александров приступил к реализации своих намерений. Из явившихся 29 присяжных защитник имел право отвести шестерых. Такое же число мог отвести и обвинитель, но он отказался от этого своего права и тем самым облегчил положение защитника: закон предоставлял и обвинителю, и защитнику, если одна сторона не реализовывала свое право на отвод присяжных целиком или частично, право отвести не только "своих" шестерых, но и остальных шестерых присяжных. Александров, в процессе подготовки к процессу изучивший множество присяжных обвинителей, отвел 11 человек, причем по закону отвод производился без объяснения причин. Таким образом, осталось 18 присяжных заседателей. После процесса верхи возмущались тем, что прокурор Кессель не воспользовался своим правом отвода и что в результате состав присяжных заседателей получился явно благоприятным для подсудимой. К.П. Победоносцев так оценил "поступок" Кесселя: "Прокурор мог бы отвести всех тех чиновников, которых оставил защитник, и мог бы оставить всех тех купцов, которых защитник отвел". Либеральная же часть общества действия Александрова оценила как умелый и хорошо продуманный шаг.

При подготовке процесса возник вопрос о допуске публики в зал судебного заседания. Стала поступать масса просьб о предоставлении возможности присутствовать на процессе. 26 марта в газете "Русский мир" появилось следующее сообщение: "Число публики, желающей присутствовать на предстоящем процессе о покушении на жизнь градоначальника, уже в настоящее время настолько значительно, что оказывается возможным удовлетворить не более одной четверти обращающихся с просьбами о допущении в заседание суда по этому делу".

Перед слушанием дела министр юстиции граф Пален еще раз побеседовал с А.Ф. Кони. Пален, который начал понимать, что поступил легкомысленно, передав дело Засулич на рассмотрение суда присяжных, ощущал эту свою оплошность все отчетливее. Временами его охватывал страх за свой опрометчивый шаг. Пытаясь убедить А.Ф. Кони, что преступление - дело личной мести и присяжные обвинят Засулич, он говорил Анатолию Федоровичу: "Теперь все зависит от вас, от вашего умения и красноречия". "Граф, - отвечал Кони, - умение председателя состоит в беспристрастном соблюдении закона, а красноречивым он быть не должен, ибо существенные признаки резюме - беспристрастие и спокойствие. Мои обязанности так ясно определены в уставах, что теперь уже можно сказать, что я буду делать в заседании. Нет, граф! Я вас прошу не ждать от меня ничего, кроме точного исполнения моих обязанностей..."

Все ждали 31 марта. Бушевали страсти. Готовила модные наряды петербургская знать, получившая билеты на процесс. Волновались присяжные заседатели. Репетировали свои речи защитник и прокурор. А в одиночной камере дома предварительного заключения проводила тревожную ночь Вера Засулич. Уже подходя к зданию суда, было видно, что процесс обещает разыграться в нечто необычное; кругом было полно публики, много генералов, сановных лиц, шикарно одетых дам, представителей прессы и литературы, а также чинов юстиции. Казалось, весь Петербург спешил на процесс.

Заседание Петербургского окружного суда по делу В.И. Засулич под председательством А.Ф. Кони при участии судей В.А. Сербиновича и О.Г. Дена открылось ровно в 11 часов утра 31 марта 1878 года. Сильный наряд полиции охранял все входы и выходы в здании суда. Пропускали только по пригласительным билетам. Небольшой зал заседаний уголовного отделения окружного суда на Литейном проспекте был забит до отказа. В местах для публики сидели преимущественно дамы, принадлежавшие к высшему обществу; за судьями, на стульях, поставленных в два ряда, помещались должностные лица судебного ведомства, представители высшей администрации. Особые места были отведены для представителей литературы. Сообщалось о присутствии на процессе писателя и канцлера князя Горчакова.

Председательствующий объявил, что слушанию суда подлежит дело о дочери капитана Вере Засулич, обвиняемой в покушении на убийство, и отдал распоряжение ввести подсудимую. Под охраной жандармов с саблями наголо из боковой двери появилась девушка в черном люстриновом платье. Многие из присутствовавших увидели Веру Засулич впервые. Преступницу провели к деревянной скамье, огражденной деревянной же решеткой, и началось рассмотрение дела. Затем были уточнены ее биографические данные. Судебный пристав доложил, что не явились свидетели: со стороны обвинения генерал-адъютант Трепов, а со стороны защиты - Куприянов и Волховский. Секретарь суда доложил, что 26 марта от Трепова поступило заявление, что он по состоянию здоровья не может явиться в суд. В подтверждение было оглашено медицинское свидетельство, выданное профессором Н.В. Склифосовским и другими врачами.

В состав присяжных вошли 9 чиновников, 1 дворянин, 1 купец, 1 свободный художник; старшиной присяжных был избран надворный советник А.И. Лохов. Учитывая, что присяжные заседатели исполняют свои обязанности не в первый раз, председатель ограничился напоминанием о принятой ими присяге, но особо обратил внимание на то, что присяга содержит указание на их нравственные обязанности. Он просил присяжных приложить всю силу своего разумения и отнестись к делу с полным вниманием. Он напомнил также, что присяжные обязаны учитывать все обстоятельства, как уличающие, так и оправдывающие подсудимую, и что все это надо рассматривать беспристрастно и помнить, что они высказывают не просто мнение, а приговор.

Затем огласили обвинительный акт. Деяние В.Засулич было квалифицировано в нем по статье 1454 Уложения о наказаниях, которая предусматривала лишение всех прав состояния и ссылку в каторжные работы на срок от 15 до 20 лет, а потому она согласно 201-й статье Устава уголовного судопроизводства подлежит суду Санкт-Петербургского окружного суда с участием присяжных заседателей. Следствие в точности исполнило решение графа Палена: в обвинительном акте не было и намека на политический характер преступления, и тем не менее кара за содеянное предложена была весьма жесткая. На такую кару и рассчитывал министр юстиции, передавая дело суду присяжных заседателей. Сам Пален не присутствовал на суде, но его ежечасно информировали о ходе процесса.

Началось судебное следствие. На вопрос председательствующего, признает ли В.Засулич себя виновной, она ответила: "Я признаю, что стреляла в генерала Трепова, причем, могла ли последовать от этого рана или смерть, для меня было безразлично". После допроса свидетелей, бывших очевидцами события 24 января, было зачитано письменное показание Трепова от той же даты: "Сегодня, в 10 утра, во время приема в комнате находилось несколько просителей... Раздался выстрел, которого, однако, я не слышал, и я упал раненный в левый бок. Майор Курнеев бросился на стрелявшую женщину, и между ними завязалась борьба, причем женщина не отдавала упорно револьвера и желала произвести второй выстрел. Женщину эту я до сих пор не знал и не знаю, что была за причина, которая побудила ее покушаться на мою жизнь". Председательствующий тут же уточняет у подсудимой, хотела ли она стрелять второй раз. В.Засулич отрицает это: "Я тотчас же бросила револьвер, потому что боялась, что, когда на меня бросятся, он может выстрелить и во второй раз, потому что курок у него был очень слаб, а я этого не желала".

После окончания свидетельских показаний слово предоставили В.Засулич. Она сказала, что ей было известно о происшествии 13 июля: слышала, что Боголюбову было дано не 25 ударов, а били его до тех пор, пока не перестал кричать. "Я по собственному опыту знаю, до какого страшного нервного напряжения доводит долгое одиночное заключение. А большинство из содержавшихся в то время в доме предварительного заключения политических арестантов просидело уже по три и три с половиной года, уже многие из них с ума посходили, самоубийством покончили. Я могла живо вообразить, какое адское впечатление должна была произвести экзекуция на всех политических арестантов, не говоря уже о тех, кто сам подвергся сечению, побоям, карцеру, и какую жестокость надо было иметь для того, чтобы заставить их все это вынести по поводу неснятой при встрече шапки. На меня все это произвело впечатление не наказания, а надругательства. Мне казалось, что такое дело не может, не должно пройти бесследно. Я ждала, не отзовется ли оно хоть чем-нибудь, но все молчало, и ничто не мешало Трепову или кому другому, столь же сильному, опять и опять производить такие же расправы - ведь так легко забыть при встрече шапку снять, так легко найти другой, подобный же ничтожный предлог. Тогда, не видя никаких других средств к этому делу, я решилась, хотя ценою собственной гибели, доказать, что нельзя быть уверенным в безнаказанности, так ругаясь над человеческой личностью..." В.Засулич была очень взволнована, председатель предложил ей отдохнуть и успокоиться; немного погодя она продолжала: "Я не нашла, не могла найти другого способа обратить внимание на это происшествие... Страшно поднять руку на человека, но я находила, что должна это сделать".

По просьбе председательствующего дали свое заключение эксперты-медики: выстрел был произведен в упор, а рана принадлежит к разряду тяжких. Судебное следствие не внесло ничего нового в характеристику состава преступления, но перед судом предстала живая картина событий двух дней -13 июля 1877 года и 24 января 1878 года. После рассказа Верой Засулич своей биографии председатель объявил, что судебное следствие окончено и суд приступает к прениям сторон. Первым, по долгу службы выступил К.И. Кессель. Он заявил, что обвиняет подсудимую в том, что она имела заранее обдуманное намерение лишить жизни градоначальника Трепова и что 24 января, придя с этой целью к нему, выстрелила в него из револьвера. Кроме того, Кессель утверждал, что Засулич сделала все, чтобы привести свое намерение в исполнение. В подтверждение своих слов Кессель добавил, что у Засулич было намерение не только ранить, но и убить Трепова. Обвинитель подкреплял эту свою мысль тем, что подсудимая искала и нашла именно такой револьвер, которым можно было убить человека. Вторую часть своей обвинительной речи Кессель посвятил выгораживанию поступка Трепова 13 июля и сказал, что суд не должен ни порицать, ни оправдывать действия градоначальника. По общему признанию, речь обвинителя была бесцветной.

Напротив, речь защитника Александрова явилась крупным событием общественной жизни. Люди, хорошо его знавшие, единодушно считали, что ни до этого, ни после он никогда не произносил таких блестящих и потрясающих речей. Александров сказал, что дело это просто по своим обстоятельствам, до того просто, что, если ограничиться одним только событием 24 января, тогда почти и рассуждать не придется. Готовя свою речь, Александров был твердо убежден в том, что событие 24 января явилось следствием того, что произошло 13 июля. "Это событие не может быть рассматриваемо отдельно от другого случая: оно связано с фактом, совершившимся в доме предварительного заключения 13 июля... Нет сомнения, что распоряжение генерала Трепова было должностным распоряжением. И в связи с этим защита не может касаться действий должностного лица и обсуждать их так, как они обсуждаются, когда это должностное лицо предстоит в качестве подсудимого". Далее Александров подробно проследил ту связь, которая имелась между событиями 13 июля и 24 января.

"С чувством глубокого оскорбления за нравственное достоинство человека отнеслась Засулич к известию о позорном наказании Боголюбова. Она не знала и никогда не видела этого человека. Для нее он был политический арестант, и в этом слове было для нее все. Политический арестант был для Засулич - она сама, ее горькое прошлое, ее собственная история - это ее собственные страдания. Засулич негодовала: разве можно применить такое жестокое наказание к арестанту, как розги, только за неснятие шапки при встрече с почетным посетителем? Нет, это невероятно. Засулич сомневалась в достоверности этого, но когда она в сентябре переехала в Петербург, то узнала от очевидцев всю правду о событии 13 июля 1877 года." Александров ничего не опровергал, ничего не оспаривал, он просто объяснял, как и почему у подсудимой могла возникнуть мысль о мести. В зале раздалась буря аплодисментов, громкие крики: "Браво!" Плачет подсудимая Вера Засулич, слышится плач и в зале. Председатель А.Ф. Кони прерывает защитника и обращается к публике: "Поведение публики должно выражаться в уважении к суду. Суд не театр, одобрение или неодобрение здесь воспрещается. Если это повторится вновь, я вынужден буду очистить залу". Но в душе председатель суда восхищался речью Александрова.

После предупреждения председателя Александров продолжил защитительную речь. Сведения, полученные Засулич о сечении Боголюбова, говорил он, были подробны, обстоятельны, достоверны. Встал роковой вопрос: кто вступится за поруганную честь беспомощного каторжанина? Кто смоет тот позор, который навсегда будет напоминать о себе несчастному? Засулич терзал и другой вопрос: где же гарантия против повторения подобного случая? Обращаясь к присяжным заседателям, Александров сказал: "В первый раз является здесь женщина, для которой в преступлении не было личных интересов, личной мести, - женщина, которая со своим преступлением связала борьбу за идею во имя того, кто был ей только собратом по несчастью всей ее жизни. Если этот мотив проступка окажется менее тяжелым на весах божественной правды, если для блага общего, для торжества закона, для общественной безопасности нужно признать кару законною, тогда да свершится ваше карающее правосудие! Не задумывайтесь! Немного страданий может прибавить ваш приговор для этой надломленной, разбитой жизни. Без упрека, без горькой жалобы, без обиды примет она от вас решение ваше и утешится тем, что, может быть, ее страдания, ее жертва предотвратят возможность повторения случая, вызвавшего ее поступок. Как бы мрачно ни смотреть на этот поступок, в самых мотивах его нельзя не видеть честного и благородного порыва". "Да, - сказал Александров, завершая свою речь, - она может выйти отсюда осужденной, но она не выйдет опозоренною, и остается только пожелать, чтобы не повторились причины, производящие подобные преступления".

В адвокатском фраке, длинный, тощий, с истерическими нотами в голосе, Александров нещадно жалил, изливал яд на систему, обвинял тех, кто привел эту девушку на скамью подсудимых. Он говорил о суде не над Верой Засулич, а над Треповым и ему подобными! Полный текст речи П.А. Александрова поместили все газеты, называя ее "блестящей", "неподражаемой". Известный русский юрист Н.И. Карабчевский писал: "Защита Веры Засулич сделала адвоката Александрова всемирно знаменитым. Речь его переводилась на иностранные языки".

В.Засулич отказывается от последнего слова. Прения объявлены оконченными. С согласия сторон А.Ф. Кони поставил перед присяжными три вопроса: "Первый вопрос поставлен так: виновна ли Засулич в том, что, решившись отомстить градоначальнику Трепову за наказание Боголюбова и приобретя с этой целью револьвер, нанесла 24 января с обдуманным заранее намерением генерал-адъютанту Трепову рану в полости таза пулею большого калибра; второй вопрос о том, что если Засулич совершила это деяние, то имела ли она заранее обдуманное намерение лишить жизни градоначальника Трепова; и третий вопрос о том, что если Засулич имела целью лишить жизни градоначальника Трепова, то сделала ли она все, что от нее зависело, для достижения этой цели, причем смерть не последовала от обстоятельств, от Засулич не зависевших".

Итак, решение вопроса о вине подсудимой было поставлено председателем суда в непосредственную связь с фактом, происшедшим 13 июля, т.е. с распоряжением Трепова о сечении Боголюбова. Здесь А.Ф. Кони остался верен своим принципам и выразил их в вопросах, на которые должны были дать ответы присяжные. Сформулировав перечень вопросов заседателям, А.Ф. Кони произнес резюме председателя. В спокойных тонах был проведен мастерский разбор сути этого дела применительно к тем вопросам, которые были поставлены перед присяжными. Свое резюме Кони завершил так: "Указания, которые я вам делал теперь, есть не что иное, как советы, могущие облегчить вам разбор дела. Они для вас нисколько не обязательны. Вы можете их забыть, вы можете их принять во внимание. Вы произнесете решительное и окончательное слово по этому делу. Вы произнесете это слово по убеждению вашему, основанному на всем, что вы видели и слышали, и ничем не стесняемому, кроме голоса вашей совести. Если вы признаете подсудимую виновною по первому или по всем трем вопросам, то вы можете признать ее заслуживающею снисхождения по обстоятельствам дела. Эти обстоятельства вы можете понимать в широком смысле. Эти обстоятельства всегда имеют значение, так как вы судите не отвлеченный предмет, а живого человека, настоящее которого всегда прямо или косвенно слагается под влиянием его прошлого. Обсуждая основания для снисхождения, вы припомните раскрытую перед вами жизнь Засулич".

Выступление председателя нацеливало присяжных на те выводы, которые вытекали из речи защитника. Обращаясь к старшине присяжных заседателей, А.Ф. Кони сказал: "Получите опросный лист. Обсудите дело спокойно и внимательно, и пусть в приговоре вашем скажется тот "дух правды", которым должны быть проникнуты все действия людей, исполняющих священные обязанности судьи". С этим напутствием присяжные ушли на совещание. Настал томительный перерыв в заседании. Заседание возобновилось лишь около шести часов вечера, когда было сообщено, что присяжные завершили свое совещание и готовы доложить его результаты. Присяжные вошли в залу, теснясь, с бледными лицами, не глядя на подсудимую. Наступила мертвая тишина. Прошло немного времени, и старшина присяжных заседателей дрожащей рукой подал председателю опросный лист. Против первого вопроса крупным почерком было написано: "Нет, не виновна!" Посмотрев опросный лист, А.Ф. Кони передал его старшине для оглашения. Тот успел только сказать "Нет! Не вин..." и продолжать уже не мог.

Крики радости, истерические рыдания, отчаянные аплодисменты, топот ног, возгласы "Браво! Ура! Молодцы!" - все слилось в один треск, стон и вопль, все было возбуждено... После того как шум стих, А.Ф. Кони объявил Засулич, что она оправдана. Боясь отдать ее в руки восторженной толпы, он сказал: "Отправьтесь в дом предварительного заключения и возьмите ваши вещи: приказ о вашем освобождении будет прислан немедленно. Заседание закрыто!" Публика с шумом хлынула внутрь зала заседаний. Многие обнимали друг друга, целовались, лезли через перила к Александрову и Засулич и поздравляли их. Адвоката качали, а затем на руках вынесли из зала суда и пронесли до Литейной улицы. Когда Засулич вышла из дома предварительного заключения, она попала в объятия толпы. Раздавались радостные крики, ее подбрасывали вверх.

Оправдательный приговор был восторженно встречен в обществе и сопровождался манифестацией со стороны собравшейся у здания суда большой массы публики. Весть об оправдании В.Засулич с большим интересом была встречена и за рубежом. Газеты Франции, Германии, Англии, США, Италии и других стран дали подробную информацию о процессе. Во всех этих сообщениях наряду с Верой Засулич неизменно упоминались имена адвоката П.А. Александрова и председательствовавшего в процессе 34-летнего А.Ф. Кони. За ним по заслугам закрепилась слава судьи, не идущего ни на какие компромиссы с совестью, а в либеральных слоях русского общества о нем открыто заговорили как о человеке, стоящем в оппозиции к самодержавию. Отозвалось на оправдательный приговор Засулич и правительство. Министр Пален обвинял А.Ф. Кони в нарушениях закона и убеждал его уйти в отставку. Кони остался тверд в своем решении. Тогда начался долгий период его опалы: он был переведен в гражданский департамент судебной палаты, а в 1900 году оставил судебную деятельность. Гнев императора был настолько велик, что он не пощадил и министра юстиции. Граф Пален вскоре был уволен со своего поста "за небрежное ведение дела В.Засулич".

На следующий день после освобождения приговор был опротестован, и полиция издала приказ о поимке Засулич, но она успела скрыться на конспиративной квартире и вскоре, чтобы избежать повторного ареста, была переправлена к своим друзьям в Швецию. В 1879 году она тайно вернулась из эмиграции в Россию. После распада в июне-августе "Земли и Воли" примкнула к группе тех, кто сочувствовал взглядам Г.В. Плеханова. Первой из женщин-революционерок она испробовала метод индивидуального террора, но и первой же разочаровалась в его результативности. Убежденная в необходимости крестьянской революции, Засулич вместе в Г.В. Плехановым участвовала в создании группы "Черный передел", члены которой (особенно поначалу) отрицали необходимость политической борьбы, не принимали террористической и заговорщической тактики "Народной воли", были сторонниками широкой агитации и пропаганды в массах.

В январе 1880 года Засулич вновь была вынуждена эмигрировать, спасаясь от очередного ареста. Она уехала в Париж, где действовал т.н. политический "Красный Крест" - созданный П.Л. Лавровым зарубежный союз помощи политическим заключенным и ссыльным, ставивший целью сбор средств для них. Находясь в Европе, она поняла утопичность народничества и стала убежденной сторонницей революционного марксизма, сблизилась с марксистами и в особенности с приехавшим в Женеву Плехановым. Там в 1883 году Засулич приняла участие в создании первой марксистской организации русских эмигрантов - группы "Освобождение труда". Засулич переводила труды К.Маркса и Ф.Энгельса на русский язык (в т.ч. "Развитие социализма от утопии к науке" Ф.Энгельса, "Нищету философии" К.Маркса), вела переписку с Марксом, активно печаталась в демократических и марксистских журналах, принимала участие в деятельности Международного Товарищества рабочих - представляла российскую социал-демократию на трех конгрессах 2-го Интернационала в 1896, 1900 и 1904 годах. Решительно отказавшись от прежних своих взглядов, вела пропаганду марксизма, отрицала террор - "следствие чувств и понятий, унаследованных от самодержавия".

С 1894 года В.И. Засулич жила в Лондоне, занималась литературным и научным трудом. Ее статьи тех лет касались широкого круга исторических, философских, социально-психологических проблем. Монографии Засулич о Ж.-Ж. Руссо и Вольтере были несколько лет спустя, хотя и с большими цензурными купюрами, изданы в России, став первой попыткой марксистского толкования значения обоих мыслителей. В качестве литературного критика Засулич отрецензировала романы С.М. Кравчинского (Степняка), повести В.А. Слепцова "Трудное время". В 1897-1898 годах жила в Швейцарии. В конце 1899 года Засулич нелегально приехала в Петербург по болгарскому паспорту на имя Велики Дмитриевой. Использовала это имя для публикации своих статей, установила связь с местными социал-демократическими группами России. В Петербурге познакомилась с В.И. Лениным.

В 1900 году вернулась за границу, став к этому времени профессиональной революционеркой. В том же году она была избрана в редакцию ленинской газеты "Искра" и журнала "Заря", публиковала в них статьи, критикующие концепцию легального марксизма. Напечатала ряд литературно-критических эссе о , Г.И. Успенском, Н.К. Михайловском, Д.И. Писареве, С.М. Кравчинском (Степняке), Н.Г. Чернышевском. В своих литературно-критических работах Засулич продолжала традиции революционно-демократической литературы. Засулич принадлежат "Очерк истории международного общества рабочих", "Элементы идеализма в социализме". Значительная часть ее литературных работ издана отдельно в двух томах. Партийными и литературными псевдонимами Засулич были - Велика, Велика Дмитриевна, Вера Ивановна, Иванов В., Карелин Н., Старшая сестра, Тётка, В.И. и другие.

В 1903 году на II съезде РСДРП Засулич примыкала к искровцам меньшинства; после раскола РСДРП на съезде стала одним из активных деятелей меньшевизма, ближайшим сподвижником Г.В. Плеханова. После Манифеста 17 октября 1905 года по амнистии вернулась в Россию, перешла на легальное положение, жила на хуторе Греково (Тульская губерния), на зиму уезжая в Петербург. В годы реакции (1907-1910) примыкала к ликвидаторам. В годы Первой мировой войны была на позициях социал-шовинизма, разделяла взгляды "оборонцев", утверждая, что "оказавшись бессильным остановить нападение, интернационализм уже не может, не должен мешать обороне" страны.

Февральскую революцию 1917 года она расценила как буржуазно-демократическую, с иронией констатировав: "Социал-демократия не желает допустить к власти либералов, полагая, что единственный революционный хороший класс - это пролетариат, а все остальные - предатели". В марте 1917 года Засулич вошла в группу правых меньшевиков-оборонцев "Единство", выступала вместе с ними за продолжение войны до победного конца, была членом редакции меньшевистской "Рабочей газеты". В апреле вместе с Г.В. Плехановым, Л.Г. Дейчем подписала воззвание "Российской Социал-демократической Рабочей партии" к гражданам России, призывая поддерживать Временное правительство (ставшее как раз коалиционным): "Гражданки и граждане! Отечество в опасности. Не надо гражданской войны. Она погубит нашу молодую свободу. Необходимо соглашение Совета РСД с Временным правительством. Нам не надо завоеваний, но мы не должны дать немцам подчинить себе Россию... мы защищаем свою и чужую свободу. Россия не может изменить своим союзникам..." В середине июня она выдвинута кандидатом в гласные Петроградской Временной Городской думы. В июле подписала "Воззвание старых революционеров ко всем гражданам России", в котором, в частности, говорилось: "Родина и революция в опасности, и доколе эта опасность не исчезнет, не время партийных споров. Объединимся все, без различия партий и классов, на одном деле, на одной цели - на спасении Родины... пусть все граждане России объединятся против армий врага и отдадут себя всецело в распоряжение Правительства Спасения Революции..." Перед самой революцией Засулич была выдвинута кандидатом в члены Учредительного собрания.

Октябрьскую революцию Засулич приняла враждебно, считала контрреволюционным переворотом, прервавшим нормальное развитие буржуазно-демократической революции, и расценивала созданную большевиками систему советской власти зеркальным отражением царского режима: "Перевернутый мир не преобразился. На его месте стоит отвратительное громогласно лгущее, властвующее меньшинство и под ним громадное вымирающее от голода, вырождающееся с заткнутым ртом большинство". Она утверждала, что "нет у социализма в настоящий момент более лютых врагов, чем господа из Смольного. Не капиталистический способ производства они превращают в социалистический, а истребляют капиталы, уничтожают крупную промышленность". 1 апреля 1918 года единственный раз за свою полувековую революционную деятельность произнесла небольшую речь в клубе "Рабочее Знамя", где чествовалось 40-летие ее оправдания присяжными заседателями. Ленин, резко критикуя ее меньшевистскую позицию, тем не менее, признавал, что Засулич является "виднейшим революционером" и высоко оценивал её прежние революционные заслуги.

"Тяжело жить, не стоит жить", - жаловалась она соратнику по народническому кружку Л.Г. Дейчу, чувствуя неудовлетворенность прожитой жизнью, казнясь совершенными ошибками. Тяжело заболев, но не отказавшись от своих убеждений, до последнего часа писала воспоминания (они были опубликованы в 1919 году, уже посмертно). Умерла В.И. Засулич 8 мая 1919 года в Петрограде, была похоронена на Волковском кладбище ("Литераторские мостки") рядом со своим соратником Г.В. Плехановым (1856-1918). А позднее на Литераторских мостках, недалеко от могилы Засулич, захоронили прах А.Ф. Кони, перенесенный с Тихвинского кладбища Александро-Невской лавры.

В.И. Засулич была известной деятельницей общественного и революционного движения, народницей, литературным критиком, писательницей, публицистом. Но знаменитой она стала как террористка, положив начало политическому террору, который впоследствии сама же осуждала. После покушения на Ф.Ф. Трепова и оправдательного приговора суда 31 марта 1878 года имя Веры Засулич стало одним из популярнейших в России. Впрочем, больше ничего замечательного в жизни Засулич не случилось. Так она и осталась героиней одного выстрела в истории революционного движения России. А дальше пустота - ни любви, ни подвигов и долгое старение на фоне знаменательных событий.

"Оправдание Засулич происходило как будто в каком-то ужасном кошмарном сне, никто не мог понять, как могло состояться в зале суда самодержавной империи такое страшное глумление над государственными высшими слугами и столь наглое торжество крамолы".

Князь В.П. Мещерский о процессе над В.Засулич 1878 г.