Интернет-журнал дачника. Сад и огород своими руками

«Моя-по-твоя»: Как русские и норвежцы стали говорить на одном языке. Древняя русь

Русские и советские труды по истории Норвегии

Первые сведения о Норвегии в русской литературе встречаются в переводных учебных пособиях и петербургских газетах конца XVIII в. В дальнейшем вплоть до конца XIX в. сведения эти носили преимущественно характер путевых заметок, этнографических и географических описаний, публицистических очерков – с 60-х годов XIX в. уже оригинальных, а не только переводных. Как предмет собственно исторического или политико-экономического описания, будь то переводного или оригинального, Норвегия выступала большей частью не сама по себе, а в составе либо-древней Скандинавии (в трудах о древнескандинавской литературе, о норманнских походах, о варяго-русской проблеме), либо Датского государства позднего средневековья и раннего нового; времени, либо, наконец, Объединенных королевств Швеции и Норвегии для "новейшего" периода245. Едва ли не единственным опытом исследования истории русско-норвежских отношений оставалась до конца XIX в. статья-публикация академика П. Г. Буткова в 1837 г.246

Внимание русской публицистики впервые специально обратилось на Норвегию в конце наполеоновских войн, в связи с ее переходом из-под многовековой власти Дании в унию со Швецией в 1814 г. (статьи в "Историческом, статистическом и географическом журнале", в "Духе журналов", позже в "Северном архиве" и др.). Вторично – и уже в несравненно большем объеме – Норвегия привлекла внимание русских международников и юристов, когда в 1905 г. расторгла унию со Швецией247. Мирное расторжение шведско-норвежской унии с соблюдением и уважением демократической процедуры, а затем экономическая зависимость молодого Норвежского государства от Англии обсуждались в нескольких полемических статьях В. И. Ленина (см. с. 678).

На рубеже XIX-XX вв. появилась специальная русская литература о Норвегии. Она еще носила сугубо прикладной характер, занималась современной ей норвежской действительностью и отдельными ее сторонами: сельским хозяйством, морскими промыслами и портами, социальной помощью, борьбой с пьянством, состоянием школьного дела и вооруженных сил, развитием пограничной с Россией губернии Финмарк, освоением ничейных заполярных областей, в частности Шпицбергена248.

Научно-исследовательские публикации по истории Норвегии стали чаще выходить у нас, собственно, лишь в 900-х годах. Их тематика – либо русско-норвежские отношения, преимущественно пограничные, включая предысторию соглашения 1826 г.249, либо раннее норвежское средневековье, опять-таки в сопоставлении с англосаксонскими (П. Г. Виноградов) или древнерусскими порядками (Е. Щепкин, И. Яковкин)250. Все это журнальные статьи. Что же касается монографий и публикаций книжного объема, то в них норвежский материал использовался и в XIX в., и позже вплоть до середины нашего века наряду с иным, скандинавским, и в рамках более широкой темы. Таковы известные исследования по истории балтийского вопроса: международных отношений в Северной Европе XIV-XVII вв. Г. В. Форстена, фундаментальные публикации из Копенгагенского архива Ю. Н. Щербачева, наконец, исследование К. Ф. Тиандера о поездках скандинавов в сказочные страны Беломорья, основанное на исландских сагах о норвежских королях251. Популяризаторами истории Норвегии, как и других скандинавских стран, были знаменитый киевский историк И. В. Лучицкий, перу которого принадлежали крупные статьи по истории этой страны в энциклопедиях Брокгауза и Ефрона и Граната, а также его жена – переводчица М. Лучицкая.

В послеоктябрьский межвоенный период научно-исследовательская работа в области скандинавской истории почти полностью прекратилась, за вычетом норманнской проблемы: лишь отдельные ленинградские историки – подвижница Е. А. Рыдзевская (1890-1941) и молодой И. П. Шаскольский – в 30-х годах, возобновив разработку традиционной русской тематики но истории Норвегии, стали изучать ее средневековый аграрный строй и взаимоотношения с Русью252. Вместе с тем победа социалистической революции в России, образование Коммунистического Интернационала и активность его норвежской секции привели к значительному видоизменению и российско-норвежских связей. Новости норвежской внутренней политики и рабочего движения часто сообщались и комментировались, как правило, самими норвежскими авторами в брошюрах, журнальных статьях на страницах "Коммунистического Интернационала", "Красного Интернационала профсоюзов", "Мирового хозяйства и мировой политики", "Международного рабочего движения", "Интернационала молодежи" и др. Норвежские профессиональные историки первыми среди историков стран Северной Европы стали выступать на страницах советских справочных (Э. Бюлль) и периодических изданий (Л. Урдинг, X. Кут253). В конце 20-х годов норвежские (как, впрочем, и шведские) историки работали в Центральном архиве РСФСР над отбором для фотокопирования документов по истории своей страны. Один из первых коллективных выездов советских историков за границу состоялся именно в Норвегию в 1928 г. – на VI Международный конгресс историков.

В названных ранее журналах, а также в "Международной жизни" и "Вестнике НКИД" выступали по текущим вопросам хозяйства и политики Норвегии советские международники, практические работники, начиная с первого советского скандинависта в области новейшей истории Я. Е. Сегала (умер в 1956 г.). Их перу принадлежали и редкие книги по скандинавской и норвежской тематике254.

Драматическая судьба Норвегии в годы второй мировой войны – гитлеровская оккупация, режим Квислинга, движение Сопротивления – вызвала к жизни новую советскую публицистическую литературу военных лет. В ближайшие послевоенные годы сюда добавились популярные политико-экономические очерки (А. С. Доброва, В. В. Похлебкина и др.). Вместе с тем количественный рост и расширение тематики послевоенной советской историографии распространились и на Норвегию. Уже в 1945 г. начал свои публикации по русско-норвежским отношениям времен независимого средневекового Норвежского государства XIII-XIV вв. И. П. Шаскольский255. В 1946 г. средневековая Норвегия, ее внутренняя история привлекли внимание выдающегося советского медиевиста А. И. Неусыхина. В своей докторской диссертации, посвященной варварскому обществу Западной Европы V-VIII вв., а впоследствии в книге на ту же тему он привлекал норвежские сопоставления, хотя и из вторых рук – по трудам немецкого историка XIX в. К.. Маурера. Эти параллели с общественными установлениями у континентальных германцев, сделанные рукой основателя советской школы специалистов по раннему западноевропейскому средневековью, охватили емкий круг проблем свободы и несвободы, их градаций, семейно-родовых и поземельных отношений. Проблема своеобразия перехода от бесклассового к классовому обществу у древних норвежцев была тем самым поставлена256.

Двинулась вперед и разработка новой истории Норвегии. В 1947 г. была защищена первая советская (и русская) диссертация по истории Норвегии – О. К. Рыковской, посвященная, в соответствии с уже отмеченной выше традицией, борьбе Норвегии за расторжение унии со Швецией. В 1952 г. была защищена первая советская диссертация по новейшей истории Норвегии – молодого международника В. В. Похлебкина – о политике социал-демократического правительства второй половины 30-х годов257. То были признаки поворота советских историков к специальному исследованию норвежской тематики.

Устойчивость этих интересов была подтверждена рядом интересных и поныне сохраняющих свое значение публикаций того же В. В. Похлебкина: большой и первой в своем роде статьей о норвежской исторической науке, статьей о влиянии первой русской революции на политическую обстановку в Норвегии в пору расторжения ею унии, наконец, документальной публикацией, в которой убедительно показано благожелательное отношение царского правительства к Норвежскому государству в пору его конфликта 1905 г. со Швецией258.

Одновременно, в том же столь плодотворном для советской исторической науки 1956 г., когда вышел и первый выпуск "Скандинавского сборника", прочитал свой доклад в стенах Института истории АН СССР (где защищались и вышеназванные кандидатские диссертации) молодой медиевист А. Я. Гуревич. Отныне он надолго посвятил себя систематическому исследованию поземельного и общественно-политического устройства Норвегии в раннее и классическое средневековье, а впоследствии, со второй половины 60-х годов, также и ее (и западноскандинавской в целом) духовной культуры. Плодами этих занятий стали не только первая советская докторская диссертация специально по истории Норвегии (1961), но и пять книг: две по этой диссертации, одна – популярная о походах норманнов-викингов и две – об исландских сагах разного жанра259. Особый интерес, какой вызвали работы Гуревича сначала у нас в стране, а затем и за рубежом (частичный норвежский перевод его книги "Свободное крестьянство феодальной Норвегии" вышел в 1977 г.), объяснялся их проблемностью. На исландско-норвежском в первую очередь материале (судебники, саги, стихи скальдов, данные археологии, топонимики и пр.) советский историк проверил действие общих закономерностей разложения первобытнообщинного строя, генезиса классового феодального общества, сущности феодальной формации вообще. Воззрения историка в ходе более чем 20-летних трудов менялись. Начав с выделения и заострения общефеодальных черт в норвежском средневековье (ср. полемическое название его книги 1967 г., приведенное выше), Гуревич в последующих работах подчеркивает незавершенность и слабость норвежского феодализма, так и не преодолевшего наследие доклассового варварского общественного строя.

Опираясь частично на исследования Гуревича, но также самостоятельно привлекая древненорвежские судебники (в переводе), другой советский медиевист, А. Р. Корсунский, четко и выпукло показал процесс замедленного образования раннефеодального государства у норвежцев, в рамках более общего исследования260. Отдельные направления раннесредневековой норвежско-исландской проблематики продолжили уже в 70-х годах молодые ученые – филолог Т. Н. Джаксон и историк В. А. Закс261. Тем обиднее, что последующие столетия истории Норвегии – с XIV по XVIII в. – остаются белым пятном в советской скандинавистике, если не считать обзорных статей того же Гуревича и нескольких страниц в историко-этнографическом очерке Г. И. Анохина262. Последний, используя норвежскую научную литературу, особенно труды Института сравнительного изучения культур в Осло, и разнообразные первоисточники – от средневековых законов до современных земельных переписей, показал устойчивые традиции взаимопомощи у норвежских крестьян-хуторян.

Наиболее успешное развитие получило в 60-70-х годах изучение новейшей и современной истории Норвегии. В центре внимания тут оказалась эпопея второй мировой войны. Начало было положено первыми научными очерками военных действий в период "странной войны", включая норвежскую кампанию 1940 г., на северном участке советско-германского фронта, воспоминаниями советских участников движения Сопротивления в Норвегии и освобождения норвежского Севера советскими войсками263, статьями А. Миронова, И. Барсукова об антифашистском движении Сопротивления264. Дальнейшая разработка стимулировалась новыми публикациями источников в Норвегии и некоторым облегчением доступа к советским архивным фондам по второй мировой войне. Положительную роль сыграло создание в Институте истории АН СССР Сектора истории внешней политики и международных отношений (1960 г.). Здесь была подготовлена и защищена в 1966 г. докторская диссертация А. С. Кана по внешней политике скандинавских государств во время войны265. Спустя несколько лет Е. М. Самотейкин специально разработал вопросы внешней политики Норвегии между мировыми войнами и предысторию нападения на нее Германии266, военный историк А. М. Носков – вопросы общего и военно-экономического положения Норвегии в годы войны и оккупации, включая политику немецко-фашистских властей и движение Сопротивления267. Норвегия заняла главное место и в докторской диссертации А. М. Носкова. В этой работе впервые у нас были использованы для изучения новейшей истории Норвегии не только советские, но и западноевропейские архивы268.

Интерес все более широкого крута советских историков, экономистов, международников с годами вызывали социально-экономическое развитие послевоенной Норвегии, ее рабочее движение, внешняя политика, отношения с СССР и США. Не касаясь работ- с общескандинавской тематикой269, остановимся лишь на научных трудах, специально посвященных современной, в широком смысле, Норвегии. После первых, уже не чисто публицистических очерков норвежской экономики были на протяжении второй половины 60-х и 70-х годов защищены четыре кандидатские диссертации по экономическому развитию и государственно-монополистическому регулированию в Норвегии270. Нельзя обойти ряд статей и брошюр В. Д. Мартынова, где освещены проблемы норвежского сельского хозяйства, кооперации, сельскохозяйственного образования271. Комплексный анализ всей послевоенной экономики предпринял в небольшой монографии Ю. В. Андреев272.

Более углубленно изучались политические аспекты рабочего движения послевоенной Норвегии: Г. Н. Пироговым – Норвежская рабочая партия и Л. А. Капитоновым – Социалистическая народная партия273. В кандидатской диссертации Капитонова впервые были разобраны перемены в социальной структуре Норвегии под влиянием научно-технической революции.

Последнее 20-летие сопровождалось некоторыми достижениями также в области новой и довоенной новейшей истории Норвегии. С изданием первой серии документов по истории внешней политики России XIX в. открылись новые возможности изучения норвежского вопроса в политике великих держав, а также и норвежских событий 1814 г. в целом. Параллельно со статьей историка-русиста Л. Я. Павловой, где в центре находилась фигура замечательного русского дипломата, военного и будущего декабриста М. Ф. Орлова274, на всесоюзных конференциях скандинавистов выступил В. В. Рогинский с докладами по норвежскому вопросу в русско-скандинавских отношениях 1812-1813 гг. и о событиях 1814 г. в Норвегии как буржуазной революции национально-освободительного характера275.

Ленинградские историки М. И. Белов, Т. А. Алимова занялись русско-норвежским сотрудничеством в области полярных исследований, русско-норвежской поморской торговлей (с опорой на советские монографии по истории освоения русского европейского Севера)276. В статье Р. Ш. Ганелина и особенно в кандидатской диссертации и статье П. Э. Бациса исследовались экономические и политические отношения России и Норвегии, причем Бацис довел это исследование до кануна Октябрьской революции277. Отношения обеих стран оказались оживленнее, чем считалось прежде, а в годы первой мировой войны – просто дружественными, причем Россия среди держав Антанты была сторонницей более осторожного и мягкого отношения к норвежским уступкам германскому нажиму. Состояние шпицбергенского вопроса в начале XX в. – переговоры держав, включая Россию и Норвегию, о статусе архипелага – было с советской стороны заново исследовано В. М. Пасецким278. Скандинавские, в том числе норвежские, связи большевиков в годы первой мировой войны исследовал, правда лишь на русском материале, Г. Д. Петров, – биограф А. М. Коллонтай279.

Возвращаясь тем самым к послеоктябрьскому периоду, надо прежде всего указать на статью В. Проскурина о влиянии Октября на норвежский рабочий класс280 – тема, заслуживающая продолжения. Межвоенные советско-норвежские отношения выборочно отражены в многотомной публикации "Документы внешней политики СССР", исследованы в дипломатическом плане (вопрос о признании) в статьях Р. Ф. Карповой и других281, более основательно, в историко-экономическом плане, – В. А. Шишкиным, в аспекте научных и культурных связей – покойным А. Е. Иоффе. Последний довел изучение советско-норвежских отношений до начала 30-х годов включительно (предвоенные годы освещены в вышеназванной книге Е. М. Самотейкина)282. Впрочем, во всех университетских курсах по истории средних веков, нового и новейшего времени, по историографии новой истории, в авторитетной "Истории международного рабочего и национально-освободительного движения" (ВПШ при ЦК КПСС), во многих томах советской "Всемирной истории", в коллективных монографиях о революциях 1848-1849 гг., Великой Октябрьской революции, из истории международной пролетарской солидарности, о II Интернационале имеются специальные разделы или материалы, посвященные событиям в Норвегии. То же можно сказать и о наших новейших изданиях по истории философии, литературы и пр. Книги и статьи научного и научно-художественного жанра неоднократно посвящались великим норвежцам: математику Н. Абелю, наиболее популярным у нас полярникам Ф. Нансену и Р. Амундсену, великому драматургу Г. Ибсену, великому живописцу-экспрессионисту Э. Мунку, этнографу и путешественнику Т. Хейердалу.

Изучение скандинавских литератур в России началось в XVIII в. в связи с рассмотрением проблем образования Древнерусского государства. Эти проблемы сохраняли свою актуальность и в XIX в., и не случайно поэтому долгое время в центре внимания ученых находились, песни Эдды, поэзия скальдов и саги, а исследование этих памятников имело прежде всего историко-этнографические и лишь во вторую очередь филологические цели. Что же касается национальной норвежской литературы, то знакомство с ней началось позже и имело совершенно иные идеологические и научные основания.

Традиции социально-исторического изучения национальных литератур Скандинавии были заложены в России революционно-демократическими критиками, в частности В. Г. Белинским, оставившим ряд высказываний о датских и шведских писателях. Как это убедительно показал В. В. Похлебкин, 30-40-е годы XIX-в. вообще были порой первого "открытия" скандинавских литератур и Скандинавии в целом для русской интеллигенции283. Однако молодая норвежская литература вошла в поле зрения русской публики лишь при вторичном "открытии" ею Скандинавии – на исходе XIX в. С глубоким восхищением писали тогда о Скандинавии, не в последнюю очередь о Норвегии, русские публицисты, ученые и просто туристы. "Для многих представителей русской либеральной буржуазии Скандинавия являла собой именно тот образцовый европейский мир, с которым "новая" буржуазно-либеральная Россия должна была и могла сравняться, тогда как "старая", т. е. "франко-германская Европа", с ее рабочим движением и продажной буржуазией, с ее войнами и стачками, тревожила русскую интеллигенцию и либералов и казалась менее приемлемой моделью для России, чем опрятный и миролюбивый мелкобуржуазный рай Скандинавии"284.

Пора переводов, постановок, изучения норвежских прозаиков и драматургов настала в России на рубеже веков: еще в начале 90-х годов ибсеновские пьесы не находили отклика в сердцах русских зрителей. На протяжении 90-х и 900-х годов были переведены почти все драмы Ибсена и изданы первые собрания его сочинений. В эти же годы Россия познакомилась с творчеством Б. Бьёрнсона, К. Гамсуна, А. Гарборга, Ю. Ли, С. Обстфеллера, Г. Хейберга, А. Хьелланна и др. Появляются Собрания сочинений норвежских писателей, их произведения выходят в дешевом издании "Универсальная библиотека". Критические очерки о норвежских писателях знаменитого датского критика Г. Брандеса стали известны в России уже с 1887 г.285

Помимо массы статей в периодических изданиях, отдельными книгами появляются исследования об Ибсене И. Мировича, Н. Минского, М. Лучицкой и др. Я. В. Абрамов выпускает сопоставительное исследование об Ибсене и Бьёрнсоне, Н. Я. Абрамович посвящает специальную работу К. Гамсуну, Ф. де ла Барт Собранию сочинений Г. Хейберга предпосылает интересную статью об этом писателе286 и т. п. Большинству из этих работ присущи мистико-идеалистические представления о творчестве норвежских авторов. Подлинно научное, материалистическое истолкование произведений Ибсена и некоторых других писателей Норвегии дала русская марксистская критика в лице Г. В. Плеханова и А. В. Луначарского287.

Отдавая должное художественному дарованию норвежских писателей своего времени, разоблачительной силе и нравственному пафосу их произведений, марксистские критики убедительно раскрывали противоречивость их общественного сознания и ее исторические причины. Так, Плеханов отмечал, что идейное бунтарство ибсеновских драм имеет абстрактный и формальный характер, закономерно связанный с характером сформировавшей его мелкобуржуазной среды. В своей известной статье "Сын доктора Стокмана" Г. В. Плеханов обнажил реакционную ницшеанскую сущность антирабочей проповеди, содержащейся в драме К. Гамсуна "У врат царства"288.

В противоположность марксистам буржуазно-символистская критика искала в произведениях скандинавских авторов не социально-обличительные мотивы и нравственные идеи, а проблемы "рока", "чистой красоты", "иррациональных сил духа" и т. п. Г. Чулков рассматривал Ибсена как анархиста по отношению к обществу и как ницшеанца в этике. Д. Мережковский считал норвежского драматурга певцом "чистой красоты", мистиком, натуралистом и приписывал ему отвращение к людям, ненависть к демократии и родному народу. Ю. Айхенвальд, Н. Абрамович и другие восхищались индивидуализмом Гамсуна, его субъективизмом и мещанской проповедью "свободы инстинктов".

Исход этого спора был решен в конечном счете победой социалистической революции в России. Советские литературоведы опирались в своей работе на все лучшее, что было создано скандинавистами289. Наиболее передовая их часть во главе с А. В. Луначарским занялась, в частности, пересмотром и переоценкой скандинавского литературного наследства. Рассматривая драматургию Ибсена, исследователи ставили в центр своего внимания национальные и социальные истоки его творчества, выясняли особенности ибсеновского реализма и художественного мастерства, вскрывали причины и пути изменения художественного стиля писателя и т. д.290

Опубликованное в СССР письмо Ф. Энгельса к П. Эрнсту от 5 июля 1890 г.291 помогло известному историку литературы Ф. П. Шиллеру выработать марксистскую концепцию литературного процесса в скандинавских странах второй половины XIX в. Охарактеризовав творчество Г. Ибсена, Б. Бьёрнсона, Ю. Ли, А. Хьелланна, А. Гарборга, К. Гамсуна и некоторых других норвежских авторов, он указал, что в 1870-х и начале 1880-х годов в литературе Норвегии преобладал критический реализм с некоторыми уклонами в сторону натурализма, а в 1880-х и 1890-х годах устанавливается уже господство своего рода "последовательного натурализма", чтобы затем перейти в импрессионизм и символизм292.

Предложенная Ф. Шиллером периодизация творчества Ибсена не получила в дальнейшем признания. Так, уже С. Игнатов в своей "Истории западноевропейского театра нового времени" отмечал, что ибсеновской драматургии присущи на разных этапах лишь отдельные элементы натурализма и символизма и что в своей основе она реалистична "от начала до конца"293. В послевоенный период советское ибсеноведение смогло привести новые убедительные аргументы в поддержку тезиса о реалистической основе драм норвежского классика. Н. Я. Берковский находил в романтических произведениях Ибсена историческую достоверность, а в произведениях на темы буржуазного XIX в. – социально-критический подход, резко отличающий писателя как от натуралистов, так и от символистов. В 50-е и 60-е годы против приписывания Ибсену социал-дарвинизма и мистического фатализма выступили В. Г. Адмони и Г. Н. Храповицкая294.

В. Г. Адмони проследил идейное развитие творчества великого драматурга, ого отношение к событиям европейской революции 1848 г., к транитскому движению и Парижской Коммуне, к религиозным учениям Хауге и Киркегора, к философии Гегеля и Ницше и другим объективным и субъективным факторам, определявшим литературную деятельность писателя. Вслед за Плехановым и Луначарским Адмони вскрыл противоречия Ибсена и объяснил их не столько его индивидуальными особенностями, сколько настроениями, господствовавшими в западноевропейской литературе конца XIX в.

В последующие десятилетия особый интерес советских исследователей норвежской классической литературы привлекали вопросы русско-норвежских литературных связей, в частности "судьба" Ибсена в России, а также структура ибсеновских драм295. Наряду с Ибсеном наибольший интерес вызывают по-прежнему творчество Гамсуна296 и драматургия Б. Бьёрнсона297.

В настоящее время на русском языке опубликованы почти все основные памятники древнескандинавской словесности, значительно расширено и качественно улучшено издание шедевров норвежской литературы. Последняя с успехом издается и на языках других народов СССР, в особенности народов Прибалтики. С предисловиями и комментариями разного рода были изданы Собрания сочинений и отдельные произведения Г. Ибсена, Б. Бьёрнсона, А. Хьелланна, К. Гамсуна, С. Унсет, а также Р. Нильсена, С. Хуля, Ю. Боргена, Н. Грига, Э. Болстада, С. Эвенсму, Т. Недреос, И. Свинсоса, И. Хагеруп, С. Хёльмебакка и многих других авторов, особенно если учесть различные сборники и антологии. Предисловия к этим публикациям, написанные М. И. Стеблин-Каменским, В. Г. Адмони, Г. В. Шатковым, Б. Л. Сучковым, Н. И. Крымовой, В. П. Неустроевым, В. П. Берковым и другими скандинавистами, дают в своей совокупности определенное представление о развитии норвежской литературы в древности и за последние 150 лет, об эстетических идеалах писателей нового времени, отношении критического реализма к модернизму в XX в., о традициях борьбы за мир в творчестве ряда авторов, о становлении социалистического сознания и нового реалистического метода в искусстве некоторых мастеров слова, о народности этого искусства. Одновременно в советской скандинавистике начались систематизация накопленного материала и разработка более общих проблем истории норвежской литературы298. В последние десятилетия литература Норвегии усиленно исследуется с марксистских позиций также литературоведами ГДР и ПНР.

ПРИМЕЧАНИЯ

245. См.: Сводный каталог русской книги гражданской печати XVIII века: В 5-ти томах. М., 1966-1967; Pochljobkin W. W. The Development of Scandinavian Studiesin Russiaup to 1917. – Scandinavica, 1962, Nov., vol. 1, N 2; Политическая история скандинавских стран и Финляндии в XIX и XX веках: Указатель литературы на русском языке. Турку; Тампере, 1973.

246. Вутков П. Три древние договора руссов с норвежцами и шведами. – Журнал Министерства внутренних дел, 1837, кн. 2.

247. См. особенно: Нольде В. Э. Начало и конец шведско-норвежской унии. СПб., 1906 (отдельный оттиск из "Журнала Министерства юстиции", 1906, № 2, 3); Теплов В. Расторжение шведско-норвежской унии. СПб., 1905 (отдельный оттиск из "Русского вестника", 1905, № 11,12).

248. Крюков И. А. Норвегия. Сельское хозяйство в Норвегии в связи с общим развитием страны. СПб., 1899; Беги В. К. Промыслы у Лофотенских островов. СПб., 1897; Ганзен П. Общественная самопомощь в Данин, Швеции и Норвегии. СПб., 1898; Он же. Трудовая помощь в скандинавских государствах. СПб., 1899: Минулов И. Р. Монопольная система питейной торговли и народное образование в гор. Бергене. СПб., 1901; Шидловский А. Ф. Шпицберген в русской истории и литературе. СПб., 1912.

249. N и Чулков Я. К истории разграничения России с Норвегией. – Русский архив, 1901, № 1; Голубцов Н. К истории разграничения России с Норвегией. Архангельск, 1910; Кааран А. К истории русского Севера. Русско-норвежские отношения. – Известия Архангельского общества изучения русского Севера, 1910, № 11, 12, и др.

250. Vinogradoff Р. Geschlecht und Verwandschaft im altnorwegischen Becht. – Zeitschrift für Sozial- und Wirtschaftsgeschichte, 1909, Bd. 7; Щепкин E. К вопросу о порядке престолонаследия древненорвежских конунгов: Сборник статей, посвященный В. О. Ключевскому. М., 1909, с. 164-216; Яковкин И. И. Закупы Русской Правды. – Журнал Министерства народного просвещения, 1913, апрель – май.

251. Форстен Г. В. Борьба из-за господства на Балтийском море в XV и XVI столетиях. СПб., 1884; Он же. Балтийский вопрос в XVI и XVII столетиях. СПб., 1893-1894. Т. 1, 2; Датский архив: Материалы по истории древней России, хранящиеся в Копенгагене, 1326-1690. М., 1893 и др.; Тиандер К. Ф. Поездки скандинавов в Белое море. СПб., 1906.

252. См., например: Рыдзевская Е. А. Некоторые данные по истории земледелия в Норвегии и Исландии в IX-XIII вв. – Исторический архив, 1940, т. 3, с. 3-70; Она же. Сведения по истории Руси XIII в. в саге о короле Хаконе. – В кн.: Исторические связи Скандинавии и России IX-XX вв. Л., 1970, с. 323-330 (написано в 1940 г.). Результаты изысканий Шаскольского изданы после войны – см. ниже.

253. Беседа с норвежским историком А. Ордингом (Урдингом). – Борьба классов, 1931, № 6-7; позже: Кут X. Новые исторические работы в Норвегии. – Вопросы истории, 1947, № 11.

254. Сегал Я. Рабочее движение в скандинавских странах (Швеция, Дания, Норвегия). М., 1927; Келлер Б. А. По Швеции и Норвегии: Впечатления путешественника. М.; Л., 1929; Войтинский И. Принудительный арбитраж и канадская система в Европе. М., 1928, гл. II (по Норвегии); Сабанин А. В. Россия и Шпицберген: Опыт исторического исследования. – Вестник НКИД, 1921, № 5-6; Кобецкий М. Раскол в Норвежской рабочей партии. – Коммунистический Интернационал, 1923, № 28-29. Я. Е. Сегал выступал и под псевдонимом С. Гальсен. См.: Pochljobkin W. W. The Development; of Scandinavian Studies in the USSR (1917-1965). – Scandinavica, 1966, vol. 1, N 1.

255. Шаскольский И. Посольство Александра Невского в Норвегию. – Вопросы истории, 1945, № 1; Он же. Договоры Новгорода с Норвегией. – Исторические записки, 1945, т. 14; Он же. Экономические связи России с Данией и Норвегией в IX-XVII вв. – В кн.: Исторические связи Скандинавии и России IX-XX вв., с. 42-62.

256. Неусыхин А. И. Возникновение зависимого крестьянства... в Западной Европе VI-VIII вв. М., 1956, с. 182-202.

257. Рыковская О. К. Борьба Норвегии за независимость: Автореф. канд. дис. – Известия Академии наук СССР. Сер. истории в философии. М., 1948, т. V, № 1; Похлебкин В. В. Антинародная и антинациональная политика правящих кругов Норвегии накануне второй мировой войны (1935-1939 гг.): Автореф. канд. дис. М., 1952.

258. Похлебкин В. В. О развитии и современном состоянии исторической науки в Норвегии. – Вопросы истории, 1956, № 9; Он же. Политическая обстановка в Норвегии в 1905-1907 гг. и влияние на нее первой русской революции, – Скандинавский сборник. Таллин, 1956, вып. 1; Россия и образование норвежского независимого государства. М., 1958.

259. Первая статья по норвежской тематике: Гуревич А. Я. Большая семья в Северо-Западной Норвегии в раннее средневековье. – Средние века. М., 1956, вып. 8; Он же. Очерки социальной истории Норвегии в IX-XII веках: Автореф. докт. дис. М., 1961; Он же. Свободное крестьянство Феодальной Норвегии: М., 4967 (см. рец.: Средние века. М., 1971, вып. 34); Он же. Норвежское общество в раннее средневековье. М., 1977; Он же. Походы викингов. М., 1966 (есть польский и эстонский переводы); Он же. История и сага. М., 1972; Он же. "Эдда" и сага. М., 1979.

260. Корсунский А. Р. Образование раннефеодального государства в Западной Европе. М., 1963.

261. Джаксон Т. Я. Исландские королевские саги как источник по истории народов европейской части СССР X-XIII вв.: Автореф. канд. дис. М., 1978; Закс В. А. Правовые обычаи и представления в Северо-Западной Норвегии XII-XIII вв. – Скандинавский сборник. Таллин, 1975, вып. 20.

262. Анохин Г. И. Общинные традиции норвежского крестьянства. М., 1971. См. рец.: Советская этнография, 1972, № 3.

263. Проэктор Д. М. Война в Европе 1939-1941 гг. М., 1963; Румянцев Н. М. Разгром врага в Заполярье (1941-1944 гг.). М., 1963; Через фиорды / Сост. В. Г. Коршунов. М., 1964; Норвежские были: Воспоминания о борьбе против фашизма / Сост. М. Искрин. М., 1964.

264. Миронов А. Норвегия. – В кн.: Антифашистское движение Сопротивления в странах Европы в годы второй мировой войны. М., 1962, гл. XIV; Барсуков И. И. Печать норвежских коммунистов в борьбе против немецко-фашистских оккупантов. – Скандинавский сборник. Таллин, 1964, в. 8.

265. Кан А. С. Внешняя политика скандинавских стран в годы второй мировой войны. М., 1967. См. рец.: Новая и новейшая история, 1968, № 4.

266. Самотейкин Е. М. Растоптанный нейтралитет. М., 1971.

267. Носков А. М. Норвегия во второй мировой войне 1940-1945. М., 1973.

268. Носков А. М. Скандинавский плацдарм во второй мировой войне. М., 1977.

269. Имеются в виду в первую очередь книги по внешней политике: П. Н. Рыбакова, покойного В. Прокофьева (Юдинцева), Ю. И. Голошубова, В. С. Котляра, Л. С. Воронкова; по рабочему движению: О. К. Тимашковой, К. С. Зурабяна; по государственному устройству, нраву и правонарушениям: М. А. Могуновой, Л. Л. Анаипан; по внешнеэкономическим связям и интеграции: Ю. В. Пнскулова, Л. Д. Градобитовой; по экономической географии: Л. Н. Карпова и др.

270. Кошентаевский В. С. Норвегия: Экономика и внешняя торговля. М., 1957; Андреев Ю. В. Структурные сдвиги в экономике Норвегии и Дании после второй мировой войны: Автореф. канд. дис. М., 1965; Орлова В. Я. Новые направления в экономической статистике Норвегии после второй мировой войны: Автореф. канд. дис. М., 1971; Саар К. А. Государственно-монополистическое регулирование экономики малых стран Западной Европы в условиях империалистической интеграции (на примере Норвегии): Автореф. канд. дис. Рига, 1978; Желобова Т. Г. Особенности послевоенного государственно-монополистического регулирования экономики Норвегии: Автореф. канд. дис. М., 1978.

271. См., например: Мартынов В. Д. Сельское хозяйство Норвегии. М., 1969.

272. Андреев Ю. В. Экономика Норвегии. М., 1977.

273. Пирогов Г. Н. Рабочее движение в Норвегии после второй мировой войны (1956-1963 гг.): Автореф. капд. дис. М., 1964; Он же. Рабочее движение в Норвегии в первые послевоенные годы (1945-1949 гг.). – В кн.: Рабочее движение в скандинавских странах и Финляндии. М., 1965, и другие статьи; Капитонов Л. А. Борьба внутри норвежской социал-демократии и образование Социалистической народной партии (конец 50-х – начало 60-х годов): Автореф. капд. дис. М., 1970, и статьи.

274. Павлова Л. Я. Шведско-датско-норвежский конфликт 1814 года и Россия (дипломатическая миссия М. Ф. Орлова). Новая и новейшая история, 1972, № 1.

275. Рогинский В. В. "Норвежский вопрос" в русско-скандинавских отношениях в 1812-1813 гг. – Тезисы докладов Пятой Всесоюзной конференции по изучению скандинавских стран и Финляндии. М., 1971, ч. 1; Он же. События 1814 года в Норвегии как буржуазная революция. – Тезисы докладов Шестой Всесоюзной конференции по изучению скандинавских стран и Финляндии. Таллин, 1973, ч. 1.

276. См., например: Белов М. И. Связи Советской России и Норвегии в Арктике в первые годы Советской власти. – Скандинавский сборник. Таллин, 1967, вып. 15; Алимова Т. А. Сотрудничество ученых России и Скандинавии в исследовании северных районов Европы (конец XIX – начало XX вв.). – В кн.: История географических знаний и открытий на Севере Европы, Л., 1973; Она же. Русская крестьянская поморская торговля с Северной Норвегией (первое десятилетие XIX века). – Скандинавский сборник. Таллин, 1977, вып. 22; Она же. Новые работы по истории русско-норвежских связей. – История СССР, 1978, № 4.

277. Ганелин Р. Ш. С. Ю. Витте и переговоры о торговом договоре со Швецией и Норвегией. – В кн.: Исторические связи Скандинавии и России IX-XX вв., с. 144-163; Бацис П. 9. Русско-норвежские отношения в 1905-1917 гг.: Автореф. канд. дис. М., 1973; Он же. Россия и нейтральная Норвегия (1914-1917 гг.). – Новая и новейшая история, 1972, № 6.

278. Пасецкий В. М. Шпицбергенский вопрос в начале XX века. – В кн.: Русские арктические экспедиции XVIII-XX веков. Л., 1964; см. также: Деканозов Р. В. Договор 1920 года о демилитаризации Шпицбергена. – Учен. зап. Азерб. ун-та. Сер. юрид. наук, 1968, № 1, с. 73-79.

279. Петров Г. Д. А. М. Коллонтай в годы первой мировой войны. – История СССР, 1968, № 3, и другие статьи.

280. Проскурин В. Октябрьская революция и рабочий класс Норвегии. – Учен. зап. Высшей школы профдвижения ВЦСПС, 1968, вып. 3, с. 183-195.

281. Карпова Р. Ф. Советские отношения со скандинавскими странами. – Скандинавский сборник. Таллин, 1965, вып. 10; Она же. Признание СССР де-юре Норвегией, Швецией и Данией. – Скандинавский сборник. Таллин, 1967, вып. 12, с. 92-104; Сорокин В. В. Значение советско-норвежских торговых переговоров в 1920-1921 гг. для развития мурманских рыбных промыслов. – Учен. зап. Мурманского гос. пед. ин-та, 1964, т. V; Киселев А. А. Концессии на европейском Севере СССР. – Вопросы истории, 1972, № 7.

282. Шишкин В. А. Советское государство и страны Запада в 1917-1923 гг. М., 1969; Он же. Становление советско-скандинавских экономических отношений (1917-1923 гг.). – В кн.: Исторические связи Скандинавии и России IX-XX вв., с. 164-203, и другие работы того же автора; Иоффе А. Е. Внешняя политика Советского Союза 1928-1932 гг. М., 1968; Он же. Международные связи советской науки, техники и культуры. 1917- 1932. М., 1975.

283. Pockljobkin W. W. The Development of Scandinavian Studies in Russia up to 1917. – Scandinavica, 1962, vol. 1, N 2, p. 97.

284. Ibid., р. 107.

285. Брандес Г. Генрик Ибсен. – Русская мысль, 1887, кн. XI; Брандес Г. Собр. соч.: В 12-ти томах. СПб., 1896.

286. Мирович И. Генрик Ибсен. СПб., 1892; Минский И. Генрик Ибсен. СПб., 1897; Лучицкая М. Генрик Ибсен. Киев, 1901; Абрамов Я. В. Ибсен и Бьёрнсон. СПб., 1897; Абрамович Н. Я. Кнут Гамсун. М., 1910; Де ла Барт Ф. Гуннар Гейберг. – В кн.: Гейберг Г. Собр. соч.: В 2-х томах. М., 1911; Чулков Г. Анархистские идеи в драмах Ибсена. СПб., 1907; Мережковский Д. С. Ибсен. – В кн.: Вечные спутники. СПб., 1907; Айхенвальд Ю. Этюды о западных писателях. М., 1910.

287. Плеханов Г. В. Генрик Ибсен, Сын доктора Стокмана. – В кн.: Искусство и литература. М., 1948; Луначарский А. В. Ибсен и мещанство. – В кн.: Мещанство и индивидуализм. М., 1923.

288. О спорах среди русских писателей начала XX в. вокруг оценки творчества их норвежских собратьев по перу см.: Шатков Г. В. М. Горький и скандинавские писатели. – В кн.: Горький и зарубежная литература. М., 1961; Шарыпкин Д. М. Блок и Ибсен. – Скандинавский сборник. Таллин, 1963, вып. 6; Он же. Русская литература в скандинавских странах. Л., 1975, с. 86-89.

289. См.: Неустроев В. П. Проблемы советского литературоведения в области скандинавистики. – В кн.: Советское литературоведение за пятьдесят лет. М., 1967.

290. Луначарский А. В. Генрик Ибсен. – Литературный критик, 1934, № 12; Берковский Н. Я. Ибсен – мастер идеологической драмы. – На литературном посту, 1928, № 15-16; Серапионова 3. Хенрик Ибсен. – Литературная учеба, 1938, № 3; Неустроев В. Историческая драма Ибсена: Канд. дис. М., 1988, и др.

291. Литературное наследство, 1931, т. 1.

292. Шиллер Ф. История западноевропейской литературы нового времени: В 3-х томах. М., 1936, т. 2, с. 341.

293. Игнатов С. История западноевропейского театра нового времени. М.; Л., 1940, с. 290.

294. Берковский Н. Ибсен: Статьи о литературе. М.; Л., 1962; Адмони В. Г. Путь Ибсена к реалистической драме. Дис. М., 1946; Он же. Генрик Ибсен. М., 1956, и др.; Храповицкая Г. Н. Драматургия Г. Ибсена 80-90-х годов: Автореф. канд. дне. М., 1965, и др.

295. Янковский М. О. Ибсен на русской сцене. – В кн.: Ибсен Г. Собр. соч. М., 1958, т. 4; Шайкевич Б. А. Драматургия Ибсена в России. Ибсен и МХАТ. Киев, 1968; Он же. Ибсен и русская культура. Киев, 1974; Шарыпкин Д. Ибсен в русской литературе (1890-е годы). – В кн.: Россия и Запад: Из истории литературных отношений. Л., 1973.

296. Сучков Б. Л. Кнут Гамсун. – В кн.: Лики времени. М., 1976, т. 2; Бенина Е. М. Западноевропейский реализм на рубеже XIX-XX веков. М., 1967; Храповицкая Г. Н. Основные принципы создания характера в драме К. Гамсуна "Монах Венд". – В кн.: Проблемы жанра и композиции в литературе Западной Европы и Америки. М., 1976, и другие статьи того же автора; Шарыпкин Д. М. Гамсун. – В кн.: История западноевропейского театра. М., 1970, т. 5.

297. Адмони В. Г. Бьёрнсон. – В кн.: История западноевропейского искусства. М., 1970, т. 5.

298. См., например: Брауде Л. Ю. Сказочники Скандинавии. Л., 1974, и др.; Григорьева Л. Г. Творчество Хенрика Вергеланна и его место в норвежском романтизме. – В кн.: Неизученные страницы европейского романтизма. М., 1975; Самарин Р. М. Норвежская литература, 1871-1917 гг. – В кн.: Курс лекций по истории зарубежных литератур XX века. М., 1956, т. 1; Неустроев В. П. Норвежская литература. Генрик Ибсен. – В кн.: История зарубежной литературы конца XIX – начала XX в. М., 1968; Он же. Норвежская литература. Нурдаль Григ. – В кн.: История зарубежной литературы после Октябрьской революции. М., 1969, ч. 1. 1917-1945; Он же. Генрик Ибсен и проблемы романтизма. – Скандинавский сборник. Таллин, 1964, вып. 9; Шатков Г. В. Основные проблемы литературы датского и норвежского Сопротивления (1940-1945). – Там же. Таллин, 1969, вып. 14, и другие статьи того же автора.

Понятие "кольские норвежцы" (или по-норвежски Kolanordmenn) появилось примерно в 1990-х годах, когда норвежские семьи возобновили поиски родственников, иммигрировавших в Россию в XIX веке. Это были выходцы из норвежского Финнмарка, создавшие поселения на Мурманском берегу и ставшие впоследствии целым субэтносом.

К XVIII веке Мурманский берег стал центром торговли между норвежцами и поморами. Они общались на арго - «руссенорске», состоящем из норвежских и русских слов. Торговля была исключительно меновая: поморы привозили в Финнмарк хлеб, муку и зерно, а взамен забирали рыбу.

В Мурмане (так назывался тогда Мурманский берег) никто не жил до конца XIX века. Российская власть не контролировала эту территорию, поэтому первые норвежские поселения обосновались там самовольно. А через 10 лет, только уже с разрешения Александра II, было населено практически всё побережье: на западной части преимущественно финнами и норвежцами, на востоке - русскими. Колонизация Мурмана была частью общего процесса освоения Русского Севера.

Первые колонии кольских норвежцев

В 1859 году норвежцы первыми обратились за «разрешением» поселиться на Кольском полуострове. На их родине были огромные налоги, голод и отсутствие каких-либо возможностей. А здесь свободная земля и богатая природа. Норвежцы были предприимчивы и самостоятельны в благоустройстве и организации промыслов и торговли, поэтому местные власти понимали, что норвежское поселение позволит сэкономить средства государственной казны.

По указу царя норвежцам предоставлялось официальное право обосноваться на Мурманском берегу. Было лишь одно условие - все иностранные поселенцы должны стать российскими подданными. Колонисты освобождались от налогов и воинской обязанности на 3 призыва. Поселенцы всех национальностей могли свободно заниматься любыми промыслами и торговлей; ввоз товаров из-за границы был беспошлинным, а на строительство домов и разведение хозяйства выдавалась безвозмездная ссуда в размере до 150 рублей на каждую семью.

Зачем все это было нужно Российской империи? Постоянные поселения в Мурмане должны были повысить доход от рыбных промыслов и укрепить суверенитет России в Заполярье. Территорию нужно было защитить от экономической и политической экспансии Норвегии.

За первые 5 лет колонизации на Мурманский берег приехали 245 норвежцев. На полуострове Рыбачий в селении Цыпнаволок, которое было ближе всего к их родине, норвежцы организовали интернациональную колонию. Русские долгое время не хотели становиться колонистами на Мурмане - в ожидании ссуды, их поселения жили там в страшной бедности. В то время, как иностранные мигранты за свой счет выстроили дома, завели хозяйство и несколько раз меняли место поселения в поисках лучшего. Когда ссуды начали выдавать, поморы передумали, но губернатор области запретил беднякам селиться на побережье. Населять Мурман охотнее позволяли тем, кто не просил никакой помощи - норвежцам и финнам.

Чем жили кольские норвежцы

Дома норвежцев были просторными и уютными: вместо печей камины, собственные ванны, в комнатах комоды и даже мягкая мебель. Они разводили домашний скот и северных оленей.

Норвежцы могли свободно ездить на родину: посещать церковь, продавать сено, мясо, дрова, рыбий жир и ворвань, а также привозить оттуда мыло, спички, керосин, шерстяную одежду. Доход в основном приносили ловля рыбы и охота на тюленя и гренландскую акулу.

Уже после революции, в 1930 году, группа норвежцев организовала рыбколхоз «Полярная звезда». И несмотря на то, что половину выручки от улова рыбаки отдавали туда, их уровень жизни был намного выше, чем у русских и финнов.

Колонии норвежцев, вопреки желаниям местных властей, жили в некой обособленности. Больше всего этому способствовал языковой барьер и конфессиональные различия, а также настороженное отношение к русским. На полуострове Рыбачий из 7 поселений колонистов не было ни одного русского человека.

Обучение в школе проходило на русском языке, учебников практически не было, из культурных мероприятий только танцы, и то редко.


Появившаяся в 1876 году возможность беспошлинно привозить из-за границы спиртные напитки сделала многих кольских норвежцев весьма состоятельными. Они везли из Финнмарка дешевый некачественный ром, который стал главным алкогольным напитком на побережье. В Норвегии этот ром был запрещен к продаже и закупался исключительно для ввоза в Россию.

Так в Мурмане появилось пьянство и снизился заработок, поморы стали постоянными должниками норвежцев, поэтому в 1886 году российским властям пришлось отменить беспошлинный ввоз алкоголя на территорию Кольского полуострова.

К 1899 году число постоянных жителей на Мурманском берегу достигло 2153 человек. Норвежские колонисты вели более активную торговую и промышленную деятельность, чем русские, поэтому их влияние на Мурмане было высоко. Это, конечно, не нравилось властям. К 1940 году советские власти депортировали большинство норвежцев с территории побережья.

Зачистка Кольского полуострова

После окончания Гражданской войны советская власть вдруг обнаружила, что западная часть Кольского залива населена в основном норвежцами. С точки зрения стратегической важности этого района для контроля над Севером, это было опасно. Начались политические преследования норвежцев. НКВД обвиняло их в шпионаже и участии в подготовке свержения советской власти. Более половины населения Цыпнаволока выслали с полуострова в Карелию и Заонежье.

С 1930 по 1938 год около 25 человек попали в лагеря, 15 человек расстреляли. Политическим репрессиям тогда подвергался каждый четвертый норвежец.

По приказу Сталина все приграничные территории должны были быть «очищены от чужеродных элементов». Таким образом история существования кольских норвежцев на Мурмане завершилась в 1940 году.


В годы Второй мировой войны некоторые норвежцы стали радистами Красной Армии, агентами НКВД, разведчиками и лоцманами. После войны оставшимся в живых разрешили вернуться на Мурманский берег, однако полуостров Рыбачий и Цыпнаволок стали закрытой военной зоной. Некоторые норвежцы поселились в селе Порт-Владимир. Большинство из них ассимилировались с русскими.

Сегодня бывшие колонии являются нежилыми, а кольских норвежцев разбросало по разным регионам бывшего Советского Союза. В 2007 году поселок Порт-Владимир официально упразднили как необитаемый и заброшенный населенный пункт. В Цыпнаволоке установлен камень в память о норвежцах, отважившихся когда-то поселиться в великой России.

Русские и норвежцы первыми среди других европейских народов начали осваивать арктическое пространство и сделали его сферой своей жизнедеятельности, поэтому северный элемент получил большое значение в национальной культуре этих народов. На это повлияли многие обстоятельства, и, прежде всего, география расселения русского и норвежского народов.

Интересно, что в европейском контексте и русские, и норвежцы воспринимались издавна как «северные нации», причем если в отношении норвежцев главную роль в таком восприятии играло географическое положение страны, то в отношении русских главным фактором «северности» стал климат, и, особенно, долгая и суровая зима с обилием снега и сильными морозами, которые случались и в средней полосе. Это неудивительно – ведь центр европейской культуры – наследницы греков и римлян - находился в Средиземноморье, где климат довольно теплый и мягкий. В XVIII в., в эпоху Просвещения, когда в Европе усилился интерес к Северу, в трудах французских просветителей и норвежцам, и русским уделялось много внимания, как к нациям с особыми чертами характера, сформировавшимися под влиянием условий их проживания. Так, например, Монтескье в сочинении «Дух лесов» («De l’esprit des lois», 1748 г.) писал о норвежцах как о людях с особо сильной нервной системой, которая реагирует только на исключительные обстоятельства: они не чувствительны к боли. Их сила и размеры, писал Монтескье, сформированы климатом и особенно «силой зимы». Такими же качествами, по его мнению, обладают и русские: «Нужно содрать кожу с московита, чтобы заставить его что-либо почувствовать». Французские просветители называли Россию времен Екатерины Великой «просвещенным Севером». Суровый характер русской зимы в полной мере испытала на себе армия Наполеона во время вторжения в Россию в 1812 г., что еще больше укрепило имидж русских как северного народа. Так или иначе, климатический фактор стал одним из слагаемых победы русской армии над французами.

В более раннюю эпоху Север воспринимался в цивилизованной Европе как страна мрака и холода, населенная дикарями, колдунами и невероятными животными, как «край света». Еще во второй половине XVIII века итальянцы, например, считали норвежцев «уродами с лицами более похожими на свиные рыла, чем на человеческий лик». Однако в эпоху Просвещения переводы древнескандинавских литературных текстов представили образцы «демократического» в терминах XVIII века общественного уклада. Вольтер в «Истории Карла XII» (1731 г.) описал норвежцев и шведов как высоких, здоровых, храбрых и гордых людей. Уже упомянутый нами Монтескье особенно выделял в этой связи норвежских женщин, которые, в отличие от своих южно-европейских сестер, имели более свободное положение и большие права в обществе. С этого времени образы «жителей Севера» начинают приобретать в западноевропейской культуре значение позитивного идеала.

Для самих норвежцев изменение их восприятия в Европе послужило толчком к развитию своей «северности» как основного национального культурного элемента. Само название страны переводится к древнескандинавского как «путь на Север», а жители буквально называют себя «северянами» (nordmenn). Во второй половине XVIII в. выдающийся деятель норвежской культуры Герхард Шёнинг уже указывал на «северность» как на базовый элемент норвежской национальной культуры. Норвежцы, считал он, имеют отличное от своих соседей-скандинавов происхождение. Если шведы и датчане пришли с юга, то норвежцы пришли с севера, чтобы «жить среди гор и скал, снега и холода». Как важную составную часть северного идентитета и национальной норвежской культуры в целом, Шёнинг выделял традиции, связанные с развитием зимних видов спорта и особенно лыжного спорта. В «Истории Норвежского Королевства» (Norges Riiges Historie ) он цитировал рассказы из древнескандинавских саг о героях-лыжниках и подчеркивал, что лыжный спорт считался «благородным искусством» в старые времена.

Северный элемент как основа норвежского национального самосознания приобрел особое значение во второй половине XIX - начале XX вв. Это был период становления норвежской нации. В 1814 г. королевство Дания-Норвегия прекратило свое существование в результате наполеоновских войн, и хотя Норвегия перешла под патронаж шведского монарха, эта уния не была тесной и не препятствовала развитию норвежского национального самосознания. Образы севера и зимы широко использовались в патриотической пропаганде. В стихотворении «Песнь Отечеству» (1859 г.) норвежский поэт и общественный деятель Бьернштерне Бьернсон назвал Норвегию «страной вечного снега», определения Норвегии как «страна Зимы» и норвежцев как «зимнего народа» использовались им и в других патриотических произведениях и в речах.

Одной из важнейших составляющих норвежского национального самосознания стал лыжный спорт. Лыжи издавна были частью норвежской материальной культуры, хотя и не являлись собственно норвежским изобретением. Тем не менее, Норвегия стала родиной современного лыжного спорта. Здесь этот способ передвижения в зимнее время превратился в 19 веке в универсальный вид спорта, который за пределами страны все еще оставался экзотическим. Даже в соседней Швеции в 1880 г. лыжи как вид спорта практически оставались неизвестными и использовались только среди населявших Швецию саами. В Норвегии же уже в 60-е годы лыжный спорт стал популярен не только среди мужчин, но и среди женщин. Аделаида Нансен, мать будущего знаменитого путешественника Фритьофа Нансена, была одной из первых женщин-лыжниц. Зимние виды спорта, походы и национальные традиции, связанные с северным образом жизни, стали в Норвегии важными составляющими воспитания подрастающего поколения.

Возрос интерес к эпохе викингов и древнескандинавской литературе. Элементы древнескандинавского искусства и архитектуры, так называемый «драконовский стиль» (Dragestilen) стал популярен среди норвежских мастеров того времени. Дух эпохи викингов способствовал также возникновению интереса к путешествиям в Арктику и развитию морских промыслов в полярном море, и именно в 19 веке норвежцы начинают постепенно вытеснять поморов с морских промыслов в северных морях. В это же время происходит расцвет норвежского кораблестроения, и норвежские суда начинают использовать в качестве транспортного средства полярные экспедиции многих стран. Несомненно, что собственные полярные экспедиции еще в большей степени способствовали укреплению имиджа Норвегии как северной, полярной нации. Полярные исследования стали важным составным звеном норвежского национального самосознания, более того, они стали его квинтэссенцией. В полярных экспедициях аккумулировались и подчеркивались все северные качества норвежцев – географическая принадлежность к Северу, способность к перенесению суровых климатических условий, навыки полярного мореплавания и кораблестроения, умение организовать зимовку, привычка к пребыванию на открытом воздухе, мастерство в ходьбе на лыжах и любовь к северной природе. Эти характерные особенности норвежской нации были продемонстрированы всему миру именно посредством полярных экспедиций, которые способствовали завоеванию Норвегией международного авторитета и уважения. Личности норвежских полярных исследователей и путешественников сами по себе стали визитной карточкой страны. В этой связи символично, например, назначение Фритьофа Нансена норвежским послом в Великобритании в 1905 г. – первым послом молодого норвежского государства. Северная страна сделала полярного исследователя своим высшим официальным представителем за рубежом.

В России основную роль в формировании национального самосознания, в отличие от Норвегии, сыграл все же не географический фактор. Основным отличием русских от других народов стало православное христианство, которое русские приняли от Византии. После падения Константинополя в 1453 г. Россия стала центром православной культуры в Европе. Кроме того, брак Великого князя Ивана Ш и племянницы последнего византийского императора Константина XI Зои Палеолог законодательно закрепил эту преемственность. Московское государство приняло государственный символ Византийской империи – двуглавого орла – в качестве своего герба, а в 1547 г. Иван IV (Грозный) принял титул царя (Caesar). В национальном сознании образ России как преемника Византии был усилен философской доктриной «Москва – Третий Рим», которая определяла историческую миссию России как хранительницы истинного христианства.

Русская Православная Церковь распространяла свое влияние и на отдаленные районы, и монастырская колонизация сыграла важную роль в освоении северных территорий. В 1417 г. на берегу Белого моря был основан Николо-Корельский монастырь, за ним последовали Михаило-Архангельский и Антониево-Сийский монастыри. Большую роль в истории России сыграл Соловецкий монастырь, основанный в 1425 г. монахом Зосимой на Соловецких островах Белого моря. Самый северный русский монастырь – Трифоно-Печенгский - появился в XVI в. Монастыри стали не только религиозными и культурными, но также торговыми и промышленными центрами. Здесь занимались охотой, рыболовством, и даже тюленебойным и китобойным промыслами. Вокруг монастырей возникали города и поселения. Так, в 1584 г. указом Ивана Грозного в устье Северной Двины около Михайло-Архангельского монастыря был основан город Архангельск, который до основания Петербурга был единственным русским морским портом и «окном в Европу».

Несмотря на активное освоение северного пространства, в русском народном сознании образ севера сначала имел негативный, демонический оттенок. Это было связано, прежде всего, с тем, что северные территории были заселены языческими финно-угорскими племенами, а также с суровым климатом и труднодоступностью этих районов. Однако именно эти качества привлекали в северные края подвижников благочестия и любителей пустынножительства, которые несли туда свет Православия. Составитель «Архангельского патерика» епископ Никодим (Кононов), ныне прославленный в сонме новомучеников Российских, писал, что «по числу местных св. мужей Архангельская епархия уступает только «Матери градов русских» - Киеву и древнему «Господину великому Новгороду». Освящение северного пространства и появление со временем местных православных святынь и св. угодников, почитаемых всем русским народом, духовно объединило Север с остальной Россией. В связи с этим северный элемент в большей степени проявился в русской материальной культуре, чем в сознании. Это выразилось в формировании специальных умений и навыков, необходимых для жизни и деятельности в суровых климатических условиях, традиций в одежде и способах передвижения. Мы уже говорили о русских традициях полярного судостроения (см. статью «Особенности русской традиции полярных исследований в дореволюционный период»). Сюда же можно отнести и русские сани, теплую меховую одежду, меховую и валяную обувь, различные приспособления для передвижения по глубокому снегу (широкие лыжи и снегоступы). Однако если для европейского человека эти вещи были экзотическими атрибутами, характеризующими северный характер русского народа, для самих же русских все это представляло собой обычный элемент быта.

Что касается использования русскими своих полярных исследований в качестве национального символа, то здесь мы наблюдаем несколько парадоксальную картину. С одной стороны, как уже отмечено выше, северный элемент как один из атрибутов русской нации, нашел свое проявление в национальной культуре. С другой стороны, несмотря на давние традиции полярного мореплавания, а также достижений в освоении Севера в допетровскую эпоху и в последующий период, полярные исследования в России, в отличие от Норвегии, не стали национальным символом, а воспринимались как рутинная деятельность, имевшая ярко выраженное практическое направление. Отношение русского государства и общественности к вопросам Севера менялось в зависимости от их влияния на насущные потребности страны.

В конце XIX – начале XX в. к северным регионам и необходимости их исследования преобладало негативное отношение, по крайней мере, до Русско-японской войны. Известный русский геолог И.П. Толмачев писал в 1912 г., что к началу века интерес к северу был «только в узком кругу специалистов, или людей, с севером так или иначе связанных, так или иначе им заинтересованных. Большая публика о севере не знала, не хотела знать, и к вопросу об исследовании севера и северного морского пути относилась нередко как к академическому предприятию, ничего общего не имеющего с практической жизнью». Однако было бы неправильным утверждать, что север в России был забыт окончательно даже в то время. 21 апреля 1871 г. на заседании Общества для содействия русской промышленности и торговле выступил с докладом «О Шпицбергене и о правах русских на этот архипелаг-остров» сибирский золотопромышленник, сын архангельского купца Михаил Константинович Сидоров (1823-1887). Это выступление было вызвано инициативой королевства Швеция-Норвегия присоединить архипелаг к своим владениям. Ноты с запросом соответствующего содержания были направлены правительствам Германии, Бельгии, Голландии, Дании, Великобритании, Франции и России. Первоначально русское правительство заняло неопределенную позицию по этому вопросу, и Сидоров начал свою кампанию. Он напомнил русским об их вкладе в освоение Шпицбергена. Ему удалось доказать, «что русские поселения на Груманте были древнее всех других и поэтому за русскими следует признать территориальные права на Шпицберген, где промыслами и мореплаванием занимался 400 лет род Архангельских купцов Старостиных». Так же горячо Сидоров отстаивал права России на Новую Землю и Карское море, на которые начали претендовать норвежцы. Сидоров также был самым убежденным пропагандистом идеи Северного морского пути в России. Норвежский историк Йенс Петтер Нильсен считает, что он первый предложил идею о пути из Сибири в Западную Европу через Карское море.

В 60-е годы Сидоров обращался со своими идеями о возрождении и более глубоком изучении Русского Севера и к правительству, и к ученым обществам, но его планы не встречали поддержки. П.А.Кропоткин, в то время ученый секретарь Русского Императорского географического общества писал в своих мемуарах: «Бедного Сидорова просто поднимали на смех». Однако в конце 70-х и особенно в 80-е годы, когда иностранная деятельность в Русской Арктике начала вызывать беспокойство и в правительственных, и в научных кругах, к Сидорову начали прислушиваться. Его попытки не пропали даром и внесли весомый вклад в осознание русским обществом непосредственной причастности России к Северу и всему, что с ним связано. В качестве одной из мер по защите русских северных территорий от посягательств иностранцев рассматривался, в частности, вопрос о создании поселения из Соловецких монахов на Новой Земле.

В конце 80-х годов 19 в. мы уже можем наблюдать осознанное использование «северного фактора» как предпосылки для русской исследовательской и научно-практической деятельности в Арктике. Однако, в отличие от наступательной тактики норвежцев, русская позиция была скорее оборонительной – полярные исследования рассматривались как обязанность России по отношению к прилежащим к ней территориям и защита их от посягательств иностранцев. Так, например, барон Эдуард фон Толль в своем докладе «Очерк геологии Ново-Сибирских островов и важнейшие задачи исследования полярных стран» 16 декабря 1898 г. на заседании Физико-математического отделения Академии наук подчеркнул: «Неужели мы отдадим последнее поле действия для открытий нашего севера опять другим народам? … Мы, русские, пользуясь опытом наших предков, уже по географическому положению лучше всех других наций в состоянии организовать экспедиции для открытия архипелага, лежащего на север от наших Ново-Сибирских островов и исполнить их так, чтобы результаты были и счастливы и плодотворны».

Д. И. Менделеев в докладной записке об исследовании Северного полярного океана министру финансов С. Ю. Витте также ссылается на «северный фактор»: «Желать истинной, то есть с помощью кораблей, победы над полярными льдами, Россия должна еще в большей мере, чем какое-либо другое государство, потому что ни одно не владеет столь большим протяжением берегов в Ледовитом океане, здесь в него вливаются громадные реки, омывающие наибольшую часть Империи…»

Северный статус России и наличие у русских особых навыков и умений, способствующих успешному осуществлению освоения полярных регионов, признавали и скандинавские путешественники. Это признание выражалось, прежде всего, в том, что, организуя свои экспедиции, норвежцы обращались за советом к русским коллегам и по научным, и по практическим вопросам, тем самым признавая ценность их опыта. Однако сознание ответственности за исследование и освоение северных территорий, входящих в состав Российской Империи, и защита их от посягательств иностранцев являлось в русском общественном сознании более весомым основанием для организации национальных экспедиций, чем демонстрация всему миру своих особых, северных, качеств, что, в свою очередь, было важно для норвежцев.

В своей книге «Фрам» в полярном море», повествующей о знаменитой Норвежской полярной экспедиции 1893-1896 гг. Фритьоф Нансен, описывая заход в русскую гавань Хабарово на южном берегу пролива Югорский шар в Карском море, отмечает: «Первое, что обратило на себя наше внимание, были две церкви. …Потом мы должны были осмотреть монастырь – «скит», где жили, или вернее, умерли шесть монахов….Теперь тут жил священник со своим псаломщиком».

870 - Поход норвежца Оттара к берегам Кольского полуострова.
В 1028 году король Норвегии Олаф II Святой был вынужден бежать на Русь, в Новгород вместе с малолетним сыном Магнусом, оставив в Швеции жену Астрид.

В Новгороде княжна Ингегерда настояла, чтобы Магнус остался у Ярослава. После смерти отца малолетний Магнус был усыновлён Ярославом Мудрым и воспитывался в его семье. Проживал в основном в Новгороде. С 1035-го года Магнус I Добрый - король Норвегии, а с 1042-го и Дании.
Зимой 1043/1044 варяг Харальд (будущий король Норвегии Харальд III Суровый) стал зятем Ярослава, взяв в жёны Елизавету Ярославну (Эллисиф в сагах), от которой у него родились две дочери - Мария и Ингигерд.


1200 - В связи с неоднократным появлением новгородских судов около норвежских владений, норвежцы вынуждены держать морскую стражу на востоке («Гулатингская правда»). Эта стража на могла быть направлена против саамов, с которыми у норвежцев были тогда мирные отношения. По-видимому, необходимость содержания вооруженной стражи на восточной границе Халогаланда была вызвана появлением новгородцев вблизи норвежских владений.
1251 - Первый договор между Новгородом и Норвегией о сборе дани в общих лапландских землях. Ведутся переговоры о династическом браке сына Александра Невского Василия с норвежской принцессой Кристиной, но норвежцы отказываются.
В 1265 г. в русских официальных документах впервые упоминается новгородская волость Тре (обычно под этим термином в литературе подразумевается область Терского берега Кольского полуострова). Как известно, новгородские князья перед своим вокняжением должны были обычно заключать с Новгородом соглашение, оформлявшееся в специальном акте - договорной грамоте. Древнейшая из сохранившихся до нашего времени - договорная грамота Ярослава Ярославича тверского, написанная в начале 1265 г., - уже содержит следующую формулу: «А се, Княже, волости Новгородские: Волок со всеми волостьми..., Вологда, Заволоцье, Тръ, Перемь, Печера, Югра». Эта формула вместе с названием «Тръ» вошла и во все более поздние договорные грамоты.
С 1271 г. мы можем привлечь еще один источник - Исландские анналы. Исландские анналы под 1271, 1279, 1302, 1303, 1316 и 1323 гг. сообщают о нападениях русских и карел на северную Норвегию и на норвежских чиновников в Финмаркене. Главную роль в этих набегах играют, карелы (русские упоминаются лишь дважды).
1316 - Поход русских «на Мурманы» (Северную Норвегию) под руководством Луки и Малыгина.
1323 - Военный набег русских кочей на Хологаланд (родину Оттара). В булле папы Иоанна XXII от 10 февраля 1323 г. говорится о постоянных нападениях язычников саамов на норвежские земли и о страшных опустошениях, причиняемых набегами этих «врагов креста». Епископ Аудфин в письме архиепископу трондьемскому (1324 г.?) говорит о войне «против божьих врагов - финнов 18, руссов и карел» и о том, что для нужд этой войны норвежское правительство обложило» церковь дополнительными поборами.
1326 - В ответ на русско-карельское наступление норвежское правительство начало подготовку «крестового похода». Папа Иоанн XXII, к которому Эрлинг сын Видкуна обратился за помощью, буллой от 13 августа 1326 г. 20 разрешил Эрлингу употребить для подготовки «крестового похода» половину десятины, собранной за шесть лет с Норвегии для папского престола. Папская булла пришла слишком поздно, ибо дальше приготовлений к «крестовому походу» норвежский правитель не пошел. 3 июня 1326 г. норвежский посол Хакон заключил с Великим Новгородом мир, которым и закончилась русско-норвежская война. Принимается «Разграничительная грамота».
XVв. - Первые плавания поморов на Грумант.
1419 - Ограбление Варзуги норвежцами.
1496 - Морской поход устюжан и двинян на Северную Норвегию под командой московских воевод Ивана Ляпуна и Петра Ушатого.
1496 - Царский посол Григорий Истома со свитой на четырех судах совершил морской переход из устья С. Двины вокруг Кольского в норвежский Тронхейм.
1497 - Путешествие по морю из Копенгагена в устье Сев. Двины московских дипломатов Дмитрия Зайцева с товарищами.
1532 - В Кандалакше построен монастырь.
1532 - Около реки Колы выстроена церковь.
1533 - Основан Печенгский монастырь.
1539 - На карте Олуса Магнуса впервые изображен Кольский полуостров.
1550 - Начало постройки Кольского острога.
1554 - В устье реки Варзина поморы находят два торговых английских корабля сэра Уиллоуби с погибшим экипажем.
1554 - На реке Паз построена Церковь Бориса и Глеба.
1582 - Кола - административный центр края. Первый воевода Аверкий Иванович Палицын устроил в Коле гостиный двор, торговые весы, ввел таможенный сбор.
1583 - Вокруг Колы воеводой Максаком Федоровичем Судимантовым возведена крепостная стена - ответ на притязания Дании.
1589 - Шведы уничтожили 50 иноков в Печенгском монастыре. Совместно с финнами (каянскими немцами) напали на Кандалакшу, разграбили и сожгли монастырь.
1590 - Попытка «свейских немцев» (шведов) во главе с Петром Бааге овладеть Кольским острогом.
1589-1590 - Коляне на три года освобождены от всех податей за героическую защиту крепости от нападения.
1591 - Еще одна безуспешная попытка шведов во главе с Х. Ларсеном овладеть острогом.
1597-1598 - За Кольский п-ов послы датского короля Христиана IV предлагали 50 тыс. талеров. Русские ответили: «Хотя у царя и много земель, но собственности своей он не уступит королю, если бы тот предложил и 5 раз по 100 тысяч марок».
1599 - В Колу прибыл Христиан IV, король Дании с предложением датского подданства, но получил единодушный отказ.
1611 - Попытка захвата Колы шведским отрядом.
1614 - Датчане требуют удаления русских из Лапландии, Колы, Варзуги, Кандалакши.
1620 - Датский купец Клим Юрьев (Климент Блум), не имея царского разрешения, пытался пройти к Новой Земле. Кольские власти, применив силу, помешали ему выйти в море.
1622 - Приход к Коле «многих воровских кораблей» (датских).
1623 - Датская эскадра из шести кораблей Эрика Мунка, разорив рыбацкие становища, нанесла ущерб в 50 тысяч рублей.
1625 - В Кольском гарнизоне 500 стрельцов и артиллерийская команда. Внутри острога - дом воеводы, артиллерийский цейхгауз, погреба.
1674 - Построена Успенская церковь в селе Варзуга.
В 1677 г. шведский ученый Спарвенфельд в глухой деревне близ маленького городка Шеен в библиотеке местного пастора нашел старинную пергаменную рукопись, содержавшую общенорвежский свод законов короля Магнуса Лагабетира (1274). В § 1 раздела XI свода законов тогда же или позднее была обнаружена целая страница постороннего рунического текста (со следующей страницы текст овода законов продолжался без пропуска). Рунический текст состоял из двух самостоятельных частей. Первая часть, не имевшая ни даты ни собственных имен, содержала описание границ между Норвегией и Русью. Вторую часть составлял договор о границах, заключенный Данией и Швецией в правление датского короля Свена I (992-1014 г.)
1681-1684 - Построен 19-главый Воскресенский собор в Коле.
1693 - Царь Петр I на двенадцатипушечной яхте «Святой Петр» дошел до Трёх островов в устье реки Поной (5-10 августа).
1694 - Царь Петр I на фрегате «Святое Пророчество» дошел до Святого Носа.
Возникновение на Терском берегу постоянных селений - Кузомени, Тетрино, Чапомы, Чаваньги, Пялицы.
1701-1706 - Кольский острог обновлен по приказу Петра-I, в связи с войной со шведами.
1705 - Постройка Никольской церкви в селе Ковде.
1723 - 8 ноября Указ Петра I о создании Кольского китоловства.
Неоднократные посещения Колы и Мурманского побережья М. В. Ломоносовым.
1741 - Крепость в Коле приведена в боевую готовность (русско-шведская война).
1745 - Издание Академией наук карты Российской Лапландии.
1780-1781 - Изменение границ Кольского уезда. Введение герба города Колы с изображением кита.
1800-1807 - Строительство Благовещенского собора в Коле.
1809 - Нападение английского фрегата «Ney Aden» при поддержке двух корветов и двух яхт на Мурманский берег.
1854 - Английская эскадра совершила нападение на Кандалакшу.
1854 - Английский корвет более суток обстреливал Колу. Крепость сгорела, но войти в нее англичане не смогли. (Русско-турецкая война).
1862 - Упразднен военный порт в Архангельске
1864 - Основано село Ура-губа.
1869 - Для укрепления позиций на Мурманском побережье, правительство приняло «Положение о даровании льгот колонистам».
1870 - Основаны поселения Териберка, Гаврилово, Рында.
1874 - Постройка Пазрецкой церкви (близ старинной церкви Бориса и Глеба).
1875 - Организовано «Товарищество Архангельско-Мурманского пароходства».
1883 - Кола вновь стала уездным городом.
1895-1899 - Возникновение колоний по берегам Кольского залива - Тювы, Средней, Ваенги, Грязной, Росляково, Белокаменной.
1898 - Образовано «Северное пароходное общество Котлас-Архангельск-Мурман».
1898-1908 - Начало работы Мурманской научно-промысловой экспедиции под руководством Н. М. Книповича.
1899 - Основан порт Александровск в Екатерининской гавани Кольского залива.
1899 - Соловецкая биологическая станция перенесена c Белого Моря в Александровск.
1900 - Начаты систематические океанологические наблюдения по Кольскому меридиану (33"30" в. д.) и Баренцевом море.
1900 - В Умбе учрежден таможенный пункт, преобразованный в 1913 г. в таможенную заставу.
1915 - Открытие в городе Александровске станции международного телеграфа (Мурман - Англия).
1915 - Строительство Мурманской железной дороги. Начало строительства порта «Мурманск». Создание Северной ледокольной флотилии.
1916 - Официальное открытие города Романова-на-Мурмане (с 3 апреля 1917 г. - город Мурманск).
1918-19 - Гражданская война в России. Интервенция. Пребывание на Мурмане английских, французских, сербских, австралийских и американских войск (фото).
1918 - Финляндия объявляет войну Советской России и заявляет претензии на центральную часть Кольского п-ва, от Кандалакши до Териберки, включая Кольский залив.
1920 - Подписан Тартуский договор по которому Финляндия получает выход в Баренцево море, Печенгу (Петсамо) и половину Рыбачьего и Среднего.
1921 - Образована Мурманская губерния.
1927 - Мурманская губерния преобразована в округ Ленинградской области.
1933 - в Мурманске побывали И. В. Сталин, К. Е. Ворошилов и С. М. Киров.
1938 - Образована Мурманская область (28 мая).
1939 - Финская война. В декабре советские войска овладели портом Лиинахамари и вошли в Печенгу (Петсамо).
1941 - Отечественная война. Нападение фашистской Германии. На севере области, враг остановлен на рубеже реки Западная лица, на юге в 100 км от Кандалакши.
1944 - Отечественная война. В октябре советские войска штурмом взяли Печенгу, освободили г. Киркенес в Норвегии.
1945 - Печенгский район включен в состав Мурманской области.

Обычно из Москвы стремятся переехать в теплые края. Но ради любви можно потерпеть и холода. Продолжая серию материалов о россиянах, живущих за границей, «Лента.ру» публикует историю Елены, которая вышла замуж и переехала в Норвегию.

Все просто

Я переехала в Норвегию в 2010 году. Причиной стал мужчина. Мы с подругами были в отпуске, а он отдыхал там же с друзьями. Мы познакомились, потом ежедневно созванивались в скайпе, часто друг к другу ездили. А через год решили пожениться.

В Москве я закончила Финансовый университет при правительстве РФ. После учебы работала аудитором в Австрии и в России.

Так как я выходила замуж, никаких проблем с документами при переезде в Норвегию не возникло. Уже через месяц после сдачи необходимых бумаг нам ответили из посольства. Сначала выдается разрешение на временное проживание - на три года. После чего нужно сдать экзамен на знание языка (разговорный уровень) и заново собрать документы, чтобы получить разрешение на постоянное проживание.

На курсы языка я начала ходить еще в Москве, а здесь продолжила. За счет знания немецкого и английского изучение норвежского оказалось посильной задачей.

Маленькие города

Я перебралась в Тронхейм - третий по величине город в Норвегии, но, несмотря на это, очень маленький: его весь можно обойти за несколько часов. Живем здесь сейчас из-за моей работы, но в следующем году я планирую перевестись, чтобы переехать в Осло. Столица тоже совсем небольшая, ее никак нельзя сравнить с Москвой.

Мы живем в районе, который находится в 15 минутах от Тронхейма. В Осло ни у кого машин в принципе нет - все пользуются общественным транспортом. В городах поменьше намного удобнее на автомобиле.

В садик здесь отправляют с года или даже раньше. Это связано с тем, что декретный отпуск рассчитан на восемь или девять месяцев. Можно выбрать 10 или 11, но с потерей в зарплате. Обычно по окончании этого срока два месяца с ребенком сидит муж.

Малышам в местных яслях очень нравится, здесь у ребенка больше свободы. Он может выбрать, чем хочет заниматься, или отказаться от каких-то уроков. Налажена система поощрений. Несмотря на эту независимость, воспитатели мягко доносят до своих подопечных, что хорошо, а что плохо.

Поэтому местные жители вырастают с сильным чувством гражданской ответственности. Если находят кошелек или сумку, то с большой вероятностью эта вещь окажется в полиции.

О чем они вообще?

Приезжим очень трудно найти общий язык с местными жителями и друзей среди них. Самым сложным в работе для меня стало именно общение с коллегами. Со стороны кажется, что мы прекрасно ладим, но при этом даже спустя шесть лет мне очень тяжело поддерживать с ними разговор.

С русскими беседа идет как по маслу. Норвежцам друг с другом тоже, конечно, комфортно. Они поднимают такие темы во время разговора, которые не местному сложно понять. Например, могут на протяжении долгого времени обсуждать какую-то мелочь. Сидишь и не понимаешь, что к этому можно еще добавить.

Местные стараются не создавать у приезжих впечатление, что они недружелюбно к вам относятся, что вы чужак для них. Это даже запрещено законом. Несмотря на это с «понаехавшим» будут разговаривать менее открыто.

Например, если разговор заходит о путешествиях, они скорее будут обсуждать глубину бассейна в отеле, а не достопримечательности, вряд ли станут обмениваться впечатлениями. Влиться в коллектив тяжело всем иностранцам. Повезло, что у меня есть знакомые мужа, которые стали и моими друзьями.

Но, кстати, все мои коллеги - большие профессионалы. В российском вузе у студентов множество предметов - около 60, а здесь их около 15 за три года занятий. Плюс этого в том, что у местных более глубокие знания по профильным наукам. На занятиях никто не списывает и не занимается плагиатом, скачивая рефераты из интернета.

Дорого обходишься

У каждой небольшой деревушки здесь собственный диалект. На курсах вас будут обучать тому, как говорят в Осло, а на практике вы с трудом сможете понять, что вам говорят, - иногда они сами друг друга не понимают.

В свободное время норвежцы обычно сидят дома. Дело в высоких ценах. Если пару раз сходить в хороший ресторан, можно лишиться значительной части зарплаты. Даже частые походы в кино могут обернуться большими тратами.

Поэтому люди занимаются спортом на свежем воздухе, самостоятельно готовят еду, гуляют на природе - за это не нужно платить. С самого раннего возраста детей учат ходить в горы и кататься на лыжах - своего рода национальный спорт. Очень популярна здоровая органическая пища. Из мяса в ходу лосятина, оленина, баранина.

Большинство мужчин очень высокие и красивые. Глаз на них отдыхает. Женщины тоже приятные, но только в молодости. После 30 лет норвежки почему-то перестают следить за собой. Они и так не красятся и особо не наряжаются, а потом еще и рано начинают увядать.

Король кредитов

Все живут в кредит. Мы тоже сначала купили дом, а после квартиру в Осло. Процентная ставка в банках очень низкая: на жилье - 2,3 процента. Поэтому снимают апартаменты только студенты, остальные недвижимость покупают.

Есть понятие «люксовая ловушка» - когда ты покупаешь все, что хочешь, в кредит, а по счетам не платишь. Очень многие здесь этим занимаются. Если так сделать в России или США, у вас заберут имущество. Здесь же можно жить с долгами в миллионы крон, и это чревато лишь проблемами с покупкой недвижимости - на нее очередной кредит ты уже не получишь.

Не вышел по депрессии

В Норвегии очень высокий уровень жизни. Нет никаких рисков потери жилья или работы. Достаточно долгое время можно жить на пособие, близкое по сумме к вашей последней зарплате. В этом плане население обеспечено. И при болезни кормильца семьи или психических проблемах - например, депрессии - вам обязательно поможет государство.

Правда, многие злоупотребляют этим и ни за что получают больничный на несколько лет. Даже проблемы, вызванные разводом или неприятной атмосферой на работе, могут стать причиной для назначения такого пособия.

Мое - не твое

У многих до свадьбы дело не доходит. Здесь очень распространено гражданское сожительство. В таком союзе люди заводят детей, живут годами, а после могут с легкостью разойтись, найти другого партнера и создать семью заново.

Церемония бракосочетания является для местных простым праздником, на который надо просто потратить больше денег и заполнить дополнительные бумаги.

Большинство пар не заключают брак. Заранее подписывают контракты о разделении всего имущества по долям - в таком случае при расставании все происходит очень быстро и не нужно лишний раз ничего делить, спорить или обращаться к юристам. Если же люди поженились, то все делится пополам.

Голубоглазая уборщица

В Норвегии очень много иммигрантов. Столица делится на две части: Западное и Восточное Осло. В первом чаще можно встретить норвежцев и зажиточных приезжих, во втором в основном - приезжие из Китая, Индии, Пакистана и так далее. Там цены на жилье и продукты ниже, поэтому и местные, желающие сэкономить, перебираются в восточную часть города. Но таких немного.

В Норвегии, особенно в небольших деревнях, ценят любую профессию. Нет никаких предрассудков по поводу мытья полов или работы мусорщиком. А приезжие чаще всего вообще не трудятся, а живут на пособие. Они не могут выдержать конкуренции с местными жителями (нужно подтвердить знание языка, опыт, образование и так далее). Работодатель лучше возьмет норвежца, но с четким пониманием его квалификации.

Правда, много приезжих из близлежащих государств, которые ищут работу. У нас зарплаты выше за счет сильной норвежской кроны. Поэтому здесь очень много уборщиц-блондинок из Швеции, к примеру.

Снова за парту

В следующем году я планирую поступить в магистратуру частного университета в Осло, если работодатель согласится оплатить обучение. А так - все образование в Норвегии бесплатное при высоких баллах на вступительных экзаменах.

Я скучаю по русским фильмам, музыке, людям, развлечениям. Тоскую по семье, но никогда не вернулась бы назад. Моей семье здесь обеспечено стабильное будущее.

Похожие публикации