Погибли в боях за Восточную Пруссию. Взятие населенных пунктов восточной пруссии План операции и её подготовка

Источники:

Ряжских (1915 года рождения), Пелагеи Павловны Кузовлевой (1910 года рождения), Галины Федоровны Кузовлевой (1927 года рождения), Анастасии Ивановны Андреевой (1924 года рождения).

Анна Анищенко,

ВОЕННЫЕ СОБЫТИЯ НА ТЕРРИТОРИИ ДОЛГОРУКОВСКОГО РАЙОНА

а центральной площади села Долгоруково 22 июня 1941 г. шумела ярмарка, а в полдень радио принесло страшную весть - война. Холодным декабрем 1941 года враг ступил и на нашу землю...

Немцы рвались к сердцу нашей Родины - Москве. Важным стратегическим пунктом являлся Елецкий железнодорожный узел. 3 декабря передовые отряды фашистов ворвались на окраину г. Ельца. Всего за одну ночь они полностью овладели им, начались массовые грабежи и расстрелы.

Немецко-фашистские захватчики прорвались на территорию Долгоруковского района 30 ноября 1941 года с северо-западной стороны села Сухой Ольшанец. В числе первых населенных пунктов, захваченных немцами, были села Войсковая Казинка, Ново-Троицкое, Вязовое. В Долгоруково немцы вошли 4 декабря 1941 года. При отступлении наши войска взорвали вокзал, зернохранилище и ряд других объектов с одной целью - не отдать врагу. Немецким частям довольно быстро удалось захватить большую часть железной дороги (за исключением Харламовки - там маневрировал бронепоезд «Ленинец»).

В первых числах декабря 4-й Воронежский полк полковника Войцеховского Первой Гвардейской ордена Ленина стрелковой дивизии генерал-майора, пройдя около 25 км и заняв деревню Богатые Плоты, вынужден был притормозить и без того медленное движение на запад, потому что слева над его боевыми порядками «нависала» вражеская группировка в районе железнодорожной станции села Долгоруково. Большая она, нет? Ответы на эти вопросы ждали от разведчиков. Они с ног сбились, ища «материализованных» ответов. Было принято решение - провести разведку боем. Но из 24-х положенных по штатному расписанию разведчиков было всего 11, и Войцеховский выделил в помощь усиленный взвод майора Григорьева из 2-го стрелкового батальона. «Языков» разведчики взяли в сарае на восточной окраине села. Те дали показания: в Долгоруково стоит малая часть 45-го пехотного полка, упорно сопротивляться никто не думает...

1-й и 3-й батальоны получили иную задачу. 2-й - атаковать Долгоруково. Но тут неожиданно поступила другая информация от связного - немцы вышли из Долгоруково и направились навстречу 2-му батальону. Прозвучала команда: «В бой идут все!» Остался только Войцеховский с адъютантом , чтобы руководить действиями 1-го и 3-го батальонов. К позиции 2-го батальона у Долгоруково направились начальник штаба Худяков и комиссар Латышев. Позже, когда обсуждались итоги боя за Долгоруково, отмечали, что Григорьев сделал совершенно правильно, отведя батальон в овраг. Очень чётко сработали артиллеристы (командир Шершников, наводчик Корсаков). Под осколочными снарядами немцы залегли, а Григорьев повёл батальон в контратаку, чтобы в поле драться, а не в посёлке... Дело дошло до рукопашной. И опять комбат Григорьев показал незаурядную смекалку - фашисты бросились к Богатым Плотам. А туда Войцеховский «по протоптанной колее» послал свой последний резерв во главе со старшим лейтенантом Василием Лесновским, своим адъютантом.

Попав между «молотом и наковальней», немцы запаниковали, а это самое страшное. Они бежали к селу Покровское, чтоб спрятаться за Олымом... Было 9 декабря 1941 года, вторник. «Под занавес» батальон Григорьева атаковал немецкую группировку у деревни Грызлово. Атака шла на одном дыхании – после победы у Долгоруково.

Приведем хронику событий в населенных пунктах Долгоруковского района в эти дни:

Тяжелые и кровопролитные бои проходили за село Стрелец. Село оборонял 1-й батальон 333-го стрелкового полка 6-й стрелковой дивизии, которая входила в 13-ю армию Брянского фронта. Село было сильно укреплено, на колокольне церкви сидели пулемётчики. Оттуда был прекрасный обзор - на открытой местности, на снегу – всё, как на ладони. Двое суток шёл тяжёлый бой, церковь начали обстреливать из орудий. Уничтожили пулеметчиков на колокольне. Но в этом бою понесли большие потери - 126 человек нашли навек покой на местном кладбище. «В Стрелец первым ворвался батальон под командованием. Здесь 4 полк захватил 29 противотанковых орудий, 55 автомашин, сотни пленных, ценные штабные документы 133-го немецкого полка, - пишет в книге «Бойцы вспоминают минувшие дни», - в то же время 2 батальон овладел населенным пунктом Грызлово и захватил ещё 15 противотанковых орудий, 48 автомашин».

Село Братовщина. Здесь в начале войны в здании средней школы располагался военный госпиталь. К концу ноября его эвакуировали. Вечером 3 декабря 1941 г. через Братовщину пошли наши отступающие части. При отходе они вывели из строя железнодорожное полотно, связь. В середине дня 4 декабря в село вошли немцы. В ночь с 8 на 9 декабря части Красной Армии восстановили разрушенный мост. В ту же ночь немцы расстреляли 12 наших бойцов, которые были взяты в плен. При отступлении на соединение с частями, ранее отошедшими к Ельцу, немцы зажгли село. Сгорело 18 дворов.

Село Дубовец. 3 декабря 1941 г. рано утром в село вошли немцы. С их приходом на селе начался грабёж, пожары. Было расстреляно 10 и ранено 8 человек мирных жителей. Сгорело 10 жилых домов и здание правления колхоза. 6 декабря Дубовец освобождён 84-м стрелковым полком 1-й ордена Ленина Гвардейской стрелковой дивизии. В местной церкви был организован госпиталь, а на краю кладбища образовалась братская могила, где покоятся останки 77 человек.

Деревня Рябинки . 7 декабря 1941 г. немцы сожгли на костре Ивана Фёдоровича Горностаева - участника Первой мировой войны, председателя колхоза. За несколько минут до трагедии он бросил гранату в окно дома, где размещался немецкий штаб.

Село Стегаловка .2 декабря в Стегаловку на мотоциклах и грузовиках въехала немецкая пехота. Бежать сельчане не могли - куда побежишь в лютый мороз, бросив все нажитое? Многие прятались в подвалах. Немцы чувствовали себя полноправными хозяевами. Заходили в избы, выгоняли женщин, стариков и оцепеневших от страха ребятишек из теплых помещений. Кто прятался у соседей - бедняков, - в самые убогие хижины немцы не шли, кто забивался в сараи и погреба. К большой радости селян, фашисты пробыли в недолго, меньше недели. Но успели истребить всю живность и навести ужас на жителей. Следом шли эсэсовцы, которые должны были уничтожить Стегаловку и прилегающие населенные пункты. Но наступали наши войска, и гитлеровцы в панике бежали. Радостно и со слезами на глазах встречали стегаловцы воинов 148 дивизии 13 армии.

В селах нашего района дислоцировались эвакогоспитали. Они располагались в помещениях школ в населенных пунктах: Жерновное, Дубовец, Гущинка, Слепуха, Войсковая Казинка, Верхний Ломовец, Братовщина, а также в участковых больницах сел Меньшой Колодезь и Стегаловка. Были и передвижные госпитали - на конных повозках.

Наше исследование можно продолжить по другой схеме. Вот названия улиц нашего села: Гвардейская, Лестева, Дешина, Дудченко. Они носят имена Героев-земляков. Андрей Иванович Дешин родился в 1924 году в д. Котово. Погиб в 1943 году при форсировании Днепра в возрасте 19 лет. В 26 лет оборвалась жизнь уроженца Новой Дешина. Хутор Веселый - родина Ивана Андреевича Дудченко, чья жизнь оборвалась в 1944 году в возрасте 30 лет при форсировании Дуная. Взрослым мужчиной ушел на фронт Егор Иванович Лазарев, житель села Долгуша. Но ему тоже не удалось больше увидеть родные просторы. Он погиб в 37 лет при форсировании Припяти. Виктору Семеновичу Севрину удалось дожить до долгожданной победы. Но от пережитого он скончался в 1959 году - в 35 лет. Адам Герасимович Ловчий и Петр Тимофеевич Жданов - полные кавалеры ордена Славы.

В боях под Москвой геройски погиб дивизионный комиссар, член Военного Совета, начальник политуправления Западного фронта Дмитрий Александрович Лестев. «Мы отстоим Москву, чего бы нам это не стоило», - так писал комиссар Лестев в газете «Красная звезда» за день до своей гибели. Именем названа одна из улиц Москвы. Память о героическом комиссаре увековечена и на родной долгоруковской земле.

Другому нашему земляку - Ивану Сергеевичу Пашкову посвятил стихи поэт Алексей Сурков:

Закопали в могилу, ушли в село.

Тяжким грузом сдавило грудь.

Целовал я сырые комья земли,

Уползая к ребятам в лес.

В 10.30 враги меня погребли,

А в 11 я воскрес…

Немецко-фашистские захватчики принесли много горя мирным жителям. От рук врага погиб Семен Тимофеевич Шацких. Семь жителей деревни Ильинка погибли в дни оккупации. была повешена за связь с партизанами. Всего по району во время оккупации погибло 262 мирных жителя. В деревне Грибоедово из 110 домов было сожжено 96. Много домов оккупанты уничтожили в д. Красное и с. Братовщине.

После освобождения от немецко-фашистских захватчиков район продолжительное время был в прифронтовой зоне. Женщины рыли окопы, строили каменную дорогу, сохранившуюся до сих пор. Её до сих пор называют военной – дорогу из Стегаловки в Чернаву.

В июне 1942 года райцентр был переведён в Стегаловку. Тыл и фронт жил единой целью - все для Победы! Не было ни одной семьи, которая не внесла бы вклад в помощь фронту. Колхозник сельхозартели «Луч свободы» Д. Пономарёв собрал 101,5 тыс. руб. на строительство самолёта. Школьник Толя Балашов внёс 200 руб. на строительство самолёта «Октябрёнок», учитель Харламовской школы И. Курепа - 15 тыс. руб., и этот список можно продолжать. Бывший заведующий Загороднев вместе с учениками из с. Слепуха несколько ночей вёл сбор хлеба для Красной Армии. Лидия Николаевна Кузьмина, директор Слепухинской школы, вместе с учителями работала на уборке хлеба.

11 мая 1943 г. пришла телеграмма от Верховного главнокомандующего трудящимся района. Вот её полный текст: «Елец. Орловский обком ВКП(б). Секретарю Долгоруковского РК ВКП(б) товарищу Новикову. Председателю райсовета товарищу Петрову. Передайте колхозницам и колхозникам Долгоруковского района, собравшим 101 637 руб. на строительство танковой колонны имени Орловских партизан, сдавших в фонд Красной армии 4086 пудов хлеба, - 1870 пудов мяса, мой братский привет и благодарность Красной армии».

Наша летопись будет неполной, если не приоткрыть ещё одну страничку тех суровых лет. С первых дней Великой Отечественной войны сотни долгоруковцев сражались с немецко-фашистскими оккупантами. Отвагу и мужество показали и наши земляки-педагоги. От родной Орловщины до Восточной Пруссии прошагал дорогами войны. Бывший военрук Долгоруковской школы штурмовал Кенигсберг. Учительница из Большой Боёвки освобождала Варшаву и участвовала во взятии Берлина. Её боевые подвиги отмечены орденами Красной Звезды и Отечественной войны. Педагоги и награждены орденами Красного Знамени. , - орденами Славы III степени. На разных фронтах сражались педагоги: и обороняли Москву, и - Ленинград, - Сталинград. В битве на Курской дуге участвовал. Он награжден орденом Отечественной войны II степени. Медалями «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина» награждена пионервожатая.

В годы Великой Отечественной войны на территории Долгоруковского района располагались:

1941 год : 56-й кавалерийский полк в Долгоруково, 84-й стрелковый полк, 6-я стрелковая дивизия в Дубовце и 146-й моторизованный батальон в Стегаловке.

1942 год : 45-й стрелковый полк - на хуторе Парахин; 25-й артиллерийский полк, 418-й стрелковый полк, 133-я стрелковая дивизия - в деревне Большой Колодезь; 53-й танковый батальон в селе Верхний Ломовец; 16-й и 498-й стрелковые полки, 8-я и 132-я стрелковая дивизия в селе Стегаловка.

Госпитали: в Стегаловке - 50-й хирургический полевой; в Грибоедово - 186-й передвижной полевой; в Дубовце - 61-й хирургический полевой; в Большой Боёвке - 130-й корпусный полевой.

1943 год : 605-й и 519-й стрелковые полки, 81-я стрелковая дивизия - в селе Войсковая Казинка; 321-й стрелковый полк, 15-я стрелковая дивизия - в селе Стегаловка.

Госпитали: 2408-й передвижной полевой госпиталь - в селе Стегаловка, 4300-й инфекционный госпиталь - в селе Верхний Ломовец, 134-й эвакуационный госпиталь и 45-й передвижной полевой госпиталь - в селе Братовщина.

Список братских могил

на территории Долгоруковского района

№ п/п

Населенный пункт

Количество захороненных

Из них - неизвестных

Богатые Плоты

Большая Боёвка

Большой Колодезь

Братовщина

Верхний Ломовец

Грызлово

Гущин Колодезь

Долгоруково

Екатериновка

Жерновное

Меньшой Колодезь

Ольшанка

П-Петровка

Приклоновка

Сухой Ольшанец

Стегаловка

Павел Азаров,

11 класс СОШ № 1 г. Чаплыгина.

Научный руководитель: .

ГОСПИТАЛЬ № 000

естьдесят лет назад история перевернула одну из самых страшных и тяжёлых своих страниц. Время сгладило, затянуло временем воронки от бомб и траншеи - эти чудовищные шрамы на теле земли, знавшей «неземное страдание». Но перед памятью человеческой, памятью сердец время бессильно. Сколько ещё на земле нашей людей, обожжённых войной? Сколько людей, чьи раны болят и ноют к непогоде? Всё меньше и меньше... Наступит время, когда нить, связывающая нас с поколением Ветеранов, оборвётся, и события, которые сегодня - часть чьей-то живой, осязаемой жизни, уже для всех станут историей, приобретут вкус и запах архивной вечности.

Советский солдат. В изодранной осколками гимнастёрке, побелевшей от солёного пота, с трёхлинейкой и бутылкой зажигательной смеси сдерживавший натиск бронированных фашистских армий, познавший боль и горечь отступления, цеплявшийся за каждый бугорок, кустик в дни отступления. Он стоял насмерть, он остановил врага у стен Москвы, а потом гнал его до Берлина. И был он не былинным богатырём, а обыкновенным человеком, ежедневно идущим на смерть. Его кромсали осколки, рвали пули, а сердце так хотело жить! Спасали его, исцеляя израненное тело, добрые руки женщин - военврачей, фельдшеров, медсестёр. Как живой водой врачевали они тяжёлые раны лаской и состраданием.

В первые, самые тяжёлые, месяцы войны в городе Раненбурге был сформирован госпиталь. Ему присвоили № 000.

Здание СОШ № 2, в котором формировался госпиталь

Необходимость его организации объяснялась просто: линия фронта проходила в 170 км от города, неподалёку - крупный железнодорожный узел Мичуринск и станция Кочетовка с большим паровозоремонтным депо. Кочетовку фашисты бомбили ежедневно, бомбёжке подвергались Троекурово и Раненбург.

Суровые, наполненные постоянной тревогой и опасностью дни. С организацией, обустройством, а потом, на протяжении всей войны, трудными фронтовыми буднями госпиталя связана юность нескольких, тогда очень молодых наших землячек. Мне повезло - я услышал рассказы многих из них. Некоторые ушли из жизни совсем недавно, другие, слава Богу, живы.

Главная героиня моего исследования - Галина Ивановна Орлова. Она прошла с госпиталем большую часть его боевого пути. Её рассказ обстоятелен, она помнит много интересных подробностей. Обязательно назову других участниц событий. Их судьбы не менее интересны, а жизнь достойна подражания. Возраст выдаёт цвет глаз, ещё серо-голубых, но уже чуть посветлевших, как бы прихваченных осенью жизни, глубокие морщины. Она ещё очень красива, полна достоинства, старается справиться с волнением, которое охватывает её при воспоминаниях. «22 июня я встретила на Павелецком вокзале в Москве - ехала в отпуск к мужу в Киев. Сообщение о начале войны, прочитанное Левитаном, вызвало растерянность, страх за близких. В голове бился один вопрос: «Что же будет?».

Поезд на Киев отменили до особого распоряжения - бомбёжка повредила железнодорожное полотно. Было время подумать и вернуться, ведь дома остался трёхлетний сын. Но решила ехать, чтобы повидаться с мужем, может быть, в последний раз. Весь путь поезд двигался под авианалётами фашистов. В Киеве - патрули, проверка документов комендатурой, постоянный грохот взрывов, уже много разрушенных зданий. С мужем увиделись всего на два часа. Поступила срочная телеграмма из Раненбурга с требованием прибыть в распоряжение военкомата . По приезде получила приказ - начать организационную работу по подготовке и развёртыванию госпиталя. Его начальником был назначен тов. Василевский, прибывший из Рязани. Райисполком решил отдать госпиталю помещение бывшего Учительского института и все прилегающие к нему здания. Началась мобилизация персонала для госпиталя: военным комиссаром стал, начальником материальной части - , начальником финансовой части - .

Помещение к приёму раненых готовили раненбургские комсомольцы: чистили стёкла, мыли стены, натирали полы. Затем начало прибывать оборудование, его заносили и размещали внутри здания. Довольно скоро привезли и первых раненых. Девушкам, готовившим госпиталь к их приёму, предложили работать здесь в качестве санитарок, медицинских сестёр. Многие согласились.

Одна из этих девушек - Лилия Сергеева Зайцева. Здесь, в эвакогоспитале № 000 для неё и началась война, здесь она работала в лаборатории, которой заведовала, «а когда появлялась свободная минута - помогала обрабатывать раны, устраивала раненых в палатах. Иногда нужно было просто посидеть возле бойца, почитать ему письмо из дома, книгу», - вспоминала Лилия Сергеевна. Это из последней беседы с ней. В марте 2004 года Лилии Сергеевны не стало.

Ещё одно свидетельство. Крылова. В 1941 году ей было десять лет. «Шефство над ранеными, находившимися в госпитале № 000, каждый из нас воспринимал как свой долг, как маленький собственный вклад в победу над фашистами. Почти у всех на фронте были отцы, старшие братья. Каждый день, сразу после уроков спешили к раненым. Читали книги, письма, под диктовку писали весточки к родным. Только много позже я поняла, как бойцы ждали нас, как согревало их наше присутствие, как напоминало им о родном доме. А как старались мы поддержать раненых: пели, плясали, читала стихи. Многие песни родились уже в дни войны, даже на фронте. Иногда мы не знали слов или мелодии. Но желание помочь восполняло этот недостаток, мы читали песни как стихи и сочиняли к мелодии свои слова. Наградой нам были просветлевшие лица бойцов. Самой любимой песней для всех была «Катюша», в каждом концерте мы исполняли её по несколько раз».

Уже в начале осени стало понятно, что дальше в Раненбурге госпиталю оставаться опасно. «Постоянно были слышны бомбовые разрывы со станций Троекурово. А это всего в 30 км от города. Да и бои с фашистами на центральном участке фронта приближались к Москве. Каждый день мы с тревогой смотрели на карту, где флажками была обозначена линия фронта. Мы готовились к отъезду, готовились и наши родные. Было получено разрешение - мобилизованным в случае передислокации взять с собой членом семей. брал с собой жену и двух дочерей. - дочь, а я - сестру и сынишку (муж - Фёдор Васильевич Орлов находился в действующей армии)», - вспоминает Галина Ивановна Орлова.

В октябре 1941 года началась передислокация госпиталя, эвакуация его личного состава. Всё делалось в ночное время и под постоянными авианалётами. От героинь нашего рассказа требовались спокойствие, уверенность, слаженность действий. Они ещё не успели ощутить себя бойцами. Это были женщины, вырванные войной из надёжной, мирной, благополучной жизни. Огромная беда, обрушившаяся на страну, всё расставила по своим местам, воспитывая и жёсткость и милосердие.

Из рассказа Ольги Петровны Танчук. Мы встретились с ней в последний раз осенью 2002 года. 3 января 2003 года она умерла. «Госпиталь полностью вывезли в ноябре 1941 года. Имущество, сотрудники с семьями целый месяц двигались по европейской территории Союза. Проехали Рузаевку, Арзамас, свернули к городу Мурому и уже начали разгружаться, как вновь поступил приказ двигаться. Долго стояли в Выксе, а потом переместились в с. Архангельское под Москвой (бывшая усадьба князя Юсупова, а перед войной - санаторий командного состава Вооружённых сил). Здесь госпиталь развернулся основательно, уже в декабре он принял первых раненых. Их было 500 человек. Но это только в первые дни. Шла великая битва за Москву, ежедневно поступало множество бойцов и командиров. Особенно часто привозили танкистов, обгоревших в подорванных танках. Страшное, невыносимо тяжёлое зрелище: черная, обуглившаяся кожа, и только глаза, которые светятся надеждой, в которых от страдания стояли слезы. Горько, но спасти удавалось не всех».

Какая боль пульсирует в словах уже очень немолодой женщины! Не закрылись душевные раны, нанесённые войной. Скорбь о погибших сверстниках незримо присутствовала в нашем разговоре. «Вскоре госпиталь передислоцировали в Сходню, Истру, а затем в Волоколамск. Напряжение битвы под Москвой не позволяло нигде оставаться надолго. Мы следовали за развёртывающимися военными действиями. Всё время преследовала мысль: «Надо быть там, где мы нужнее всего». Теперь уже за одни сутки поступало до 500 раненых. Санаторий им. Чехова с трудом вмещал такое количество людей. Медперсонал падал с ног от усталости. Час отдыха казался огромным счастьем. Только теперь понимаю, что находились в самом пекле. Волоколамск не забуду никогда. Налёты фашистских бомбардировщиков следовали день и ночь. Канонада - непрерывная. Город охвачен пожарами, горит вокзал, хранилища с горючим. В воздухе - клубы дыма и гари. Рядом с госпиталем - родильный дом. Одна из бомб разорвалась там. Кровь стыла от криков детей и матерей, доносившихся из-под развалин. Это дополняло общий ужас. От бессилия чем-то помочь опускались руки. В один из этих трагических дней погибли две мои подруги, землячки. Лене Кеменовой из Кривополянья оторвало ногу, и она умерла на операционном столе. Зина Скуратова получила сквозное ранение в живот и скончалась. Но самое страшное ждало нас впереди. В январе 1941 года разбомбили госпиталь. Целиком разрушили госпиталь с тяжелоранеными, вынести не удалось никого!» - Галина Ивановна вытирает слезы. Они не высохли за долгие шестьдесят лет. Боль и скорбь всё также неизбывны.

Разве могли фашистские стратеги учесть такое самопожертвование, презрение к опасности русских женщин. Им предстояло многое познать, запомнить, пропустить через собственное сердце. Услышать истошный вой пикирующих фашистских «юнкерсов», щедро поливающих землю свинцом, рыдание женщин над убитыми детьми. Увидеть, как несмышлёный малыш дёргает за руку убитую мать, пытаясь поднять её. У многих из них на фронте были отцы, мужья, братья...

Весь долгий, тяжёлый путь прошла с госпиталем Вера Михайловна Лугинина. Она не рассталась с медицинской профессией и после войны. Десятки лет проработала медицинской сестрой в детском саду. Замечательная женщина с тёплой доброй душой, она ушла из жизни в 1998 году. Это её воспоминания. Они записаны во время одной из встреч со школьниками: «Накануне войны я заканчивала 1-й курс химико-технологического института. Получила телеграмму от мамы, что она мобилизована (Вера Михайловна - дочь фармацевта госпиталя). Я выехала в Раненбург. Поступила на ускоренные курсы медсестер, и 2 февраля 1942 года, когда госпиталь был под Красногорском, меня мобилизовали. Самым страшным воспоминанием о войне для меня стали бои под Волоколамском. Помню, как несколько авиабомб попали в здание госпиталя. Казалось, что весь город превратился в огромный костер. Мы двигались в Истру, останавливаясь на небольших станциях. Везде - множество раненых. Небольшой полустанок Сычевка запомнился сильнейшим налетом на госпиталь. Количество раненых все увеличивалось. И это были не только солдаты. Множество детей, попавших под бомбовые удары, подорвавшихся на минах, раненых осколками снарядов. Тяжело­раненые... Мечущиеся в бреду, выкрикивающие слова команды или шепчущие родные имена, цепляющиеся за тоненькую ниточку, ещё связывающую их с жизнью. Спасти удавалось не всех. Помню день, когда из одиннадцати бойцов выжило только трое, остальные умерли на операционном столе».

«У войны - не женское лицо» - эти слова принадлежат белорусской писательнице Светлане Алексиевич. А если война пришлась на самое начало судьбы, на годы юности? Совсем молодыми, неуклюжими от тяжелого солдатского облачения, с детскими косами, мало, что в жизни увидавшими, оказались девушки на войне. Шли через невзгоды, через неженские испытания, и с надеждой на скорую победу встречали каждый новый день. Были и такие, кто буквально встретил свою судьбу на фронте. Вера Цицина в госпитале под Смоленском взялась выхаживать раненого комвзвода, которого врачи считали безнадежным.

«...Первое, что увидел Василий Лугинин, придя в себя, были голубые-голубые глаза склонившейся к нему медсестры. «Как тебя зовут?» - прошептал он непослушными губами, и услышав ее ответ: «Вера», попытался улыбнуться: «Вера? Это хорошо...». Обменялись адресами, номерами полевой почты. Война испытала на прочность обоих. Санитары не раз ещё вытаскивали истекающего кровью Василия с поля боя. А чуть подлечившись, он до срока возвращался на передовую. Дважды к нему домой приходили похоронки, а он оставался жить. Вера служила в эвакогоспитале. «Перевязывала раненых, ухаживала за ними. Отзывалась на каждый стон. Однажды после бомбёжки пришлось откапывать раненых из-под развалин. Другой раз откапывали её». Следующая встреча была уже после войны. Больше они не расставались, неся по жизни печали, радости, свою любовь.

В суровом 1942 году познакомились в госпитале Николай Петрович Литвинов и его будущая жена Анастасия Ильинична. Почти два года жили они мечтой о новых встречах. Вот строки из военного дневника командира автороты: «Победа!!! Весь мир трепещет - и я не могу уложить в одну запись эту великую дату... Милая Асенька, где ты, моя хорошая, ликуй вместе со всем народом. Больше нет страшной войны. Народ русский врага разгромил!».

Битва за Москву была ожесточенной. После форсирования небольших рек войсками лед оставался разбитым, раскрошенным в мелкую крошку, а вода в полыньях была красной от крови, в ней плавали искалеченные тела. Из госпиталя медсестер часто посылали сопровождать поезда, вывозившие раненых с передовой. Эти составы проходили через шквал огня, который обрушивали на них вражеские бомбардировщики. Фашистов не останавливал и красный крест.

Литвинова: «После победы под Москвой госпиталь перевели под Смоленск. Но здесь он задержался не надолго, вслед за наступающими войсками двигался на запад. Предстояло пережить ещё очень многое. Военные неудачи еще более ожесточили фашистов. Было такое ощущение, что они охотятся за госпиталем, и красный крест не является нашей защитой. И сегодня, если я закрою глаза, вижу освещенный операционный стол, склонившуюся над ним спину хирурга, слышу неровный стук колес, их громыхание на стыках рельсов. Они и сегодня стучат, «На запад, на запад, на запад...». Воспоминания юности - самые яркие. А это была моя юность. Тревожная, ежедневно рядом со смертью, но такая же, как и у вас, неповторимая».

Война катилась на запад. Советская армия наносила все более ощутимые удары по гитлеровцам. И все более обнажалась звериная природа фашизма, попрание им всех нравственных норм и обычаев.

Лугинина: «Весна 1945 года. Госпиталь вторую неделю стоит в Восточной Пруссии. Идут ожесточенные бои за Кенигсберг. Нам казалось, что сражение, как гигантская воронка засасывает тысячи советских солдат и, перемолов, искалечив их, выбрасывает. Было ощущение, что победу здесь одержать нельзя, перед Третьим Белорусским фронтом стоит неприступная крепость. Какие страшные раны, как много смертей! И все-таки в апреле бои завершились победой. Помню ясный весенний день. Вокруг госпиталя - старый парк. Густой цветущий кустарник, солнечные блики на листьях деревьев. Много играющих немецких подростков. Мальчишки всегда любознательны, война для них - игра. И вдруг низко, на бреющем полете - фашистские самолеты. Взрывы нескольких бомб, паника, истошные крики и... оторванная детская рука, повисшая на ветке кустарника и кровь, капающая на цветы. Я помню это всегда».

Военные дороги были долгими. Об окончании войны в Европе сотрудники госпиталя № 000 узнали в Литве, в городе Каунасе . Надеялись на скорое возвращение домой, ждали, что вот-вот встретят родных. Но война для них не закончилась. Госпиталь через всю страну был переброшен на Дальний Восток. Ехали несколько недель. Березовые перелески сменились таёжными густо зелеными лесами. Приветливая голубизна рек центральной России - глубокой свинцовой синевой рек сибирских. Остановились в поселке Шимановка. Неподалеку город Свободный Амурской области , чуть дальше -граница с Манчжурией.

«За границу Советского Союза госпиталь не перемещался. Военные действия длились недолго. Но раненых было много. Они рассказывали о японцах - смертниках, приковывавших себя цепями и пулемётами на перевалах, о танках, сорвавшихся в пропасть, о гибели товарищей» - это вновь воспоминания Веры Михайловны Лугининой. - «Только после разгрома Японии медперсонал госпиталя был демобилизован. Кажется, что возвращение уместилось в один день. Но в Раненбург мы приехали только в 1946 году».

А как же главная героиня моего рассказа? Она после разгрома фашистов под Москвой была переведена в госпиталь № 000. Он тоже формировался в Раненбурге. Его героический путь - ещё одна страница войны. Важно только не опоздать, открыть её, пока есть возможность услышать. Галина Ивановна Орлова после войны работала инструктором санитарного просвещения, председателем районного комитета Красного Креста. О военной молодости напоминают награды - орден Отечественной войны II степени, медали «За оборону Москвы», «За победу над Германией», «Фронтовик 1гг.», «60 лет битвы за Москву», медаль Жукова. Но достает она их нечасто. На склоне жизни воспоминания приносят боль.

Антон Соколиков,

11 класс СОШ № 4 г. Грязи.

Научный руководитель: .

ГРЯЗИНЦЫ В ГОД ВЕЛИКИХ ПОБЕД

истории Великой Отечественной войны 1944 год назван «годом великих побед». И это не случайно, потому что именно в 1944 году Красная Армия осуществила десять крупнейших стратегических операций, предрешивших окончательный крах фашистской Германии и ее сателлитов.

На южных рубежах

В составе 62-й Гвардейской дивизии 2-го Украинского фронта, которым командовал маршал Советского Конев, в ликвидации корсунь-шевченковской группировки немцев участвовал уроженец села Телелюй Грязинского района Алексей Иванович Корнев, воевавший в разведке. За успешные действия в этой операции дивизии было присвоено почетное звание «Звенигородская» и вручен орден Богдана Хмельницкого. Наш земляк отмечен орденом Отечественной войны 2-й степени.

Во время сражения в районе среднего течения Днепра уроженец села Средняя Дятчин командовал артиллерийским взводом на 1-м Украинском фронте. Со слов Василия Андреевича, победа нашей армии была нелегкой. «Окруженные немецкие части, - вспоминал ветеран , - дрались отчаянно. Цеплялись за каждый населенный пункт, за каждую высоту. Наш 58-й стрелковый полк в этих боях был настолько потрепан, что сразу же после ликвидации «котла», его отвели в Киев на деформирование...».

Зимой 1944 года под Корсунь-Шевченковским воевал уроженец Калачев, за плечами которого были Московская и Курская битвы, сражения на Днепре. был заместителем командира эскадрильи 166-го гвардейского штурмового авиаполка 10-й гвардейской Воронежско-Киевской Краснознаменной орденов Суворова и Кутузова штурмовой авиадивизии. Летчика три раза сбивали, но он оставался в живых. Однажды судьба уберегла его от смерти и на земле: в ноябре 1943 года, автобус с летчиками, возвращавшимися с аэродрома, попал под бомбежку. Из четырнадцати человек в живых осталось только четверо... Во время боев в феврале 1944 года наш земляк неоднократно водил эскадрилью грозных «Илов» на штурмовку живой силы и техники противника, пытавшегося вырваться из кольца окружения. В июне 1945 года удостоен высшего воинского отличия.

В 1943 году был призван в ряды действующей армии грязинец Владимир Васильевич Федерякин. Боевое крещение получил при форсировании Днепра. Затем участвовал в ликвидации корсунь-шевченковской группировки гитлеровцев. За мужество, проявленное в этой операции, отмечен медалью «За отвагу».

Помощником машиниста трудился на Грязинском железнодорожном узле Федор Пахомов. В 1943 году он был призван на фронт. Принимал участие в боях под Корсунь-Шевченковским в составе 9-го Гвардейского минометного полка, где был сержантом-наводчиком. Вторую мировую закончил на Дальнем Востоке. За мужество и доблесть награжден орденом Отечественной войны 1-й степени, медалью «За отвагу».

В октябре 1944 года войска 3-го Белорусского фронта под командованием И. Д. Черняховского провели Гумбиннен-Гольдапскую операцию. В ходе операции советские войска прорвали несколько немецких оборонительных рубежей, вступили в Восточную Пруссию и достигли глубокого продвижения, но разгромить вражескую группировку им не удалось. Первая попытка советских войск разгромить восточно-прусскую группировку противника и взять Кёнигсберг привела только к частичному успеху. В Восточной Пруссии немецкие войска, опираясь на мощную оборону, оказывали исключительно умелое и упорное сопротивление.

Сложившаяся ситуация

К началу сентября 1944 года войска 3-го Белорусского фронта в ходе Белорусской стратегической наступательной операции (операция «Багратион») вышли на ближние подступы к границам важнейшей германской области - Восточной Пруссии. В сентябре - октябре 1944 года основные боевые действия шли севернее, где советские войска проводили Прибалтийскую наступательную операцию (). Войска Черняховского согласно директиве Ставки от 29 августа 1944 г. приступили к оборудованию позиций по линии Расейняй - Раудане - Вилкавишкис - Любавас. С севера на юг располагались войска 39-й, 5-й, 11-й гвардейской, 28-й и 31-й армий.

Немецкое командование на этом 200-километровом участке Восточного фронта имело 12 пехотных дивизий 3-й танковой и 4-й армий. Они были подкреплены различными частями усиления и отдельными подразделениями. Это позволяло довольно хорошо прикрыть основное гумбинненско-инстербургское операционное направление. Однако практически все немецкие войска располагались в первом эшелоне. Несмотря на всю важность Восточной Пруссии для Германии немецкое командование не могло выделить в оперативный резерв даже минимальные силы. Тяжелые бои летней кампании привели к огромным потерям. К тому же, продолжались упорные бои на других направлениях. Германское командование рассчитывало, что Красная Армия, если перейдёт в наступление, нанесёт основной удар на участке Шяуляй - Расейняй, то есть в полосе 1-го Прибалтийского фронта. Также большие надежды возлагали на оборонительную систему Восточной Пруссии и на развитую систему шоссейно-грунтовых и железных дорог, аэродромов. Развитые коммуникации позволяли германскому командованию быстро перебросить в район прорыва войска, которые располагались на значительном удалении от него. Одновременно развитая аэродромная сеть позволяла даже при недостатке самолётов создать значительную группировку на нужном участке, используя аэродромы Тильзита, Инстербурга, Гердауэна, Летцена и Кёнигсберга.

24 сентября 1944 года войска 1-го Прибалтийского фронта получили приказ организовать наступление на мемельском направлении, чтобы выйти к Балтийскому морю и перерезать пути отхода войск группы армий «Север» из Прибалтики. 5 октября советские войска перешли в наступление и через пять суток вышли к балтийскому побережью и к границе Восточной Пруссии. В Мемельской операции приняли участие, и войска правого крыла 3-го Белорусского фронта. 39-я армия за шесть суток прошла около 60 км и вторглась в Восточную Пруссию на участке Туараге - Сударги. Наступавшая южнее 5-я армия вышла в район Словики. В результате были созданы условия для дальнейшего наступления войск 3-го Белорусского фронта в Восточной Пруссии.

Источник карты: Галицкий К. Н. В боях за Восточную Пруссию

Немецкие силы и система обороны

Германское командование, с целью не допустить дальнейшего ухудшения стратегической обстановки на всем северном направлении, стремилось укрепить оборону в районе Тильзита и Кёнигсберга. В первой половине октября из Германии в район Тильзита спешно перебросили управление парашютно-танкового корпуса люфтваффе «Герман Геринг» со 2-й парашютно-моторизованной дивизией (2-я парашютная танковая гренадерская дивизия «Герман Геринг»). В районе Шилленена в первый эшелон ввели прибывшую из состава 4-й армии 349-ю пехотную дивизию и один полк 367-й пехотной дивизии. На шилленское же направление из резерва командования сухопутных сил перебросили соединения 20-й танковой дивизии. К 14 октября из Курляндии в район Гумбиннена перебросили 61-ю пехотную дивизию. Немецкая пехота занялась подготовкой оборонительных позиций восточнее города.

Советским войскам противостояла 4-я немецкая армия под командование генерала пехоты Фридриха Хоссбаха и 3-я танковая армия под командованием генерал-полковника Эрхарда Рауса. Они входили в группу армий «Центр» под командованием генерал-полковника Георга Ханса Райнхардта. С учетом переданных в их распоряжение сил, немецкие 4-я и 3-я танковая армии были значительно усилены. Войска армии Рауса держали оборону на северном, приморском направлении - от Паланги (балтийское побережье) до Сударги. В составе армии было 9 дивизий и 1 моторизованная бригада. Соединения левого фланга и центра армии Хоссбаха занимали позиции от Сударги до Августова. Здесь оборону держали 9 дивизий, одна танковая и одна кавалерийская бригады. Остальные соединения 4-й полевой армии держали позиции перед армиями 2-го Белорусского фронта. Правый фланг армии Хоссбаха закрывал подступы к Восточной Пруссии с юго-востока.

Германское командование собиралось оборонять Восточную Пруссию - важнейшую часть Германской империи, до последнего солдата. Надо отметить, что район боевых действий по своим природным условиям был удобен для обороны. Восточная Пруссия была насыщена естественными препятствиями, особенно реками, что сужало возможности для маневра наших крупных войсковых группировок, замедляло темпы их движения и позволяло противнику отойти, организовать оборону на новых, заранее подготовленных рубежах.

Восточная Пруссия. Осень 1944 г.

Германские войска имели в Восточной Пруссии, как древние, средневековые укрепления, так и сравнительно новые, времён Первой мировой войны. После поражения Германии в войне 1914-1918 гг. державы Антанты заставили Берлин разрушить оборонительные рубежи на западе, но в Восточной Пруссии их разрешили сохранить. В результате старые укрепления не только были сохранены, но и были значительно расширены. С 1922 года немцы возобновили работы по оборудованию оборонительных сооружений в Восточной Пруссии и продолжали их вплоть до 1941 года.

В 1943 году, потерпев сокрушительные поражения под Сталинградом и на Курской дуге, немецкое командование развернуло в приграничной полосе работы по совершенствованию старых и строительству новых оборонительных рубежей. По мере ухудшения ситуации на Восточном фронте и приближения советских войск к границам Третьего рейха эти работы велись ещё более активно. Для оборудования оборонительных рубежей использовали как полевые войска и специальную строительную организацию Тодта, так и местное население и военнопленных (до 150 тыс. человек).

При возведении укреплений немецкие инженеры искусно учитывали особенности местности. Все основные оборонительные полосы, располагавшиеся одна от другой на 15-20 км, старались оборудовать по гребням господствующих высот, берегам водоёмов, оврагов и других естественных препятствий. К круговой обороне были подготовлены все основные населенные пункты. Оборонительные сооружения прикрывали завалами, противотанковыми и противопехотными заграждениями, минными полями. Так, средняя плотность минирования составляла 1500-2000 мин на 1 км фронта. Оборону создавали с таким расчётом, чтоб при потере одного рубежа, вермахт мог тут же закрепиться на другом, а советским войскам пришлось организовывать штурм новой оборонительной линии.

В полосе наступления 3-го Белорусского фронта было три укрепрайона - Ильменхорстский, Хайльсбергский, Летценский, а также крепость Кёнигсберг. Всего на подступах к Кёнигсбергу девять укрепленных полос, глубиной до 150 км. Непосредственно перед государственной границей немецкие войска оборудовали дополнительную полосу укреплений полевого типа общей глубиной в 16 - 20 км, которая состояла из одного основного и двух промежуточных оборонительных рубежей. Это было своего рода предполье оборонительной зоны Восточной Пруссии. Дополнительная полоса должна была измотать, обескровить советские войска, чтобы их можно было остановить на основной линии.

Приграничная оборонительная зона состояла из двух оборонительных полос общей глубиной 6-10 км. Наиболее мощная оборона была на шталлупененско-гумбинненском направлении, около дороги Каунас - Инстербург. Так, здесь только на 18-километровом участке немцы имели 59 железобетонных сооружений (24 дота, 29 убежищ и 6 командно-наблюдательных пунктов). Города Шталлупенен, Гумбиннен, Гольдап, Даркемен и некоторые крупные поселки были превращены в серьёзные узлы сопротивления. Германский фюрер неоднократно лично посещал оборонительные линии в Восточной Пруссии, поднимая боевой дух солдат. Практически вся Восточная Пруссия была превращена один огромный укреплённый район.

План операции и её подготовка

Выход советских войск на центральном направлении к рекам Нарев и Висла к середине сентября 1944 г. создал условия для наступления по кратчайшему варшавскому направлению к важнейшим центрам Третьего рейха. Однако для этого необходимо было не только сломить сопротивление значительных сил противника, но и решить проблему восточно-прусской группировки вермахта. Чтобы улучшить возможности по наступлению на варшавско-берлинском направлении, Ставка Верховного Главнокомандования решила провести операцию в Восточной Пруссии, чтобы ослабить силы противника на варшавском направлении, оттянув оттуда немецкие резервы на тильзитско-кёнигсбергское направление, а при успехе операции взять Кёнигсберг, важнейший оплот Германии на востоке.

3 октября 1944 года Ставка дала указание командованию 3-го Белорусского фронта подготовить и провести наступательную операцию, с целью разгрома тильзитско-инстербургской группировки вермахта и захвата Кёнигсберга. К началу боевых действий 3-й Белорусский фронт имел 6 армий (включая одну воздушную). Всего около 400 тыс. человек. Непосредственно на острие удара были войска трёх армий (5-й, 11-й гвардейской и 28-й).

Главный удар должны были нанести смежные фланги 5-й и 11-й гвардейской армий из района Вилкавишкис на Шталлупенен, Гумбиннен, Инстербург и далее на Кёнигсберг. На 8-10 день операции советские войска планировали выйти на рубеж Инстербург - Даркемен - Гольдап. Далее войска двух армии должны были наступать на Алленбург и Прейс-Эйлау, а также выделить силы для наступления с юга на Кёнигсберг. 28-я армия находилась во втором эшелоне фронта. 39-я армия должна была усилить основной удар на правом крыле фронта, а 31-я армия - левом крыле.

По решению командующего 3-м Белорусским фронтом Черняховского ударная группировка из 5-й, 11-й гвардейской и 28-й армий (27 дивизий) наносила удар на участке фронта в 22-24 км. Это позволяло создать плотность артиллерии 200-220 стволов и не менее 25-30 на 1 км фронта. После прорыва обороны противника и разгрома основных сил левого крыла 4-й немецкой армии, советские войска должны были во взаимодействии с силами 39-й и 31-й армий занять Инстербург и наступать в район Прейс-Эйлау. Далее во взаимодействии силами 1-го Прибалтийского фронта планировали овладеть Кёнигсбергом. Во второй эшелоне фронта, кроме соединений 28-й армии, находился 2-й отдельный гвардейский танковый Тацинский корпус. К 14 октября войска фронта должны были завершить подготовку к операции.

Таким образом, с самого начала план операции имел слабые места. Силами одного фронта нельзя было уничтожить оборону огромного Восточно-Прусского укрепрайона. План Гумбиннен-Гольдапской операции сводился к одному главному удару на гумбинненском направлении. Германское командование ожидало удара на этом направлении, здесь располагались основные оборонительные укрепления вермахта. Уже 14 октября немецкое командование стало предпринимать меря для укрепления обороны на гумбинненском направлении. Удар на этом направлении вёл к излишним потерям в людях и технике, к потере темпов наступления. Фланговые армии - 39-я и 31-я, имели избыточное число войск для вспомогательного наступления. Командование фронта отказалось от концентрических ударов с целью окружения противника в его оперативной зоне обороны. В целом фронт испытывал нехватку подвижных соединений, необходимых для развития наступления после прорыва обороны противника, танков и артиллерии больших калибров.

Начало операции. Прорыв приграничной полосы обороны

Начиная с 10-12 октября войска 3-го Белорусского фронта стали выходить на передовые позиции. Командование, штабы заняли передовые командные и наблюдательные пункты, артиллерия - районы огневых позиций. Исходное положение заняли дивизии первого и второго эшелонов и танковые части. Основную роль в прорыве немецкой обороны должна была сыграть 11-я гвардейская армия.

В ночь на 16 октября советская начала наносить удары по опорным пунктам противника, его огневым позициям. Одновременно поисковые группы дивизий первого эшелона уточняли положение противника на переднем крае обороны и захватывали «языков». Первыми вступили в бой разведывательные отряды передовых дивизий. Они установили, что немецкое командование не отвело войска, и солдаты по-прежнему занимают главную полосу обороны и сосредоточены главным образом во второй и третьей линиях траншей. Были обнаружены дополнительные огневые точки противника. Немецкое командование, догадываясь о начале советского наступления, ответило артиллерийским обстрелом советских позиций.

16 октября 1944 года в 9 час. 30 мин. началась артиллерийская подготовка. Основные силы артиллерии были сосредоточены на участках прорыва 11-й гвардейской и 5-й армии под началом Кузьмы Галицкого и Николая Крылова. Сначала вражеские позиции накрыл залп гвардейских миномётов, затем открыла огонь вся артиллерия. Армейская артиллерия вела огонь в глубину до 5 км, а артиллерия дальнего действия наносила удары в глубину до 10 км. После 70-минутного непрерывного огня артиллерия перенесла огонь в глубину обороны противника. Орудия, который были поставлены на прямую наводку, продолжали вести огонь по вражеским позициям на переднем крае. В 11 часу начался заключительный этап артподготовки. Снова основное внимание артиллеристов было сосредоточено на переднем крае немецкой обороны. Огонь артиллерии дополнил сокрушительный удар самолетов 1-й воздушной армии под началом Тимофея Хрюкина.

В 11 часов перешла в наступление пехота и танки. Войска следовали за огневым валом и с воздуха их поддерживали штурмовики. Вследствие утреннего тумана видимость была ограничена, поэтому часть огневых позиций противника уцелела. Немецкие орудия, минометы и пулемёты открыли беглый огонь по боевым порядкам наступавших войск первого эшелона. Поэтому пришлось подвергнуть оставшиеся огневые позиции противника дополнительному артиллерийскому и воздушному удару. Сражение сразу приняло крайне упорный и затяжной характер. Немцы упорно сопротивлялись.

Передовые дивизии 11-й гвардейской армии, прорвав первую и вторую линии траншей, устремились к третьей, где находились основные силы противника. Здесь немцы имели значительное число артиллерийских батарей, в том числе противотанковые орудия и всячески старались не допустить прорыва советских войск в глубину своей обороны. Однако в 12 час. 30 мин. советские войска заняли и третью линию траншей. Большую роль в прорыве немецкой обороны сыграли танковые части.

Дальнейшее наступление застопорилось. Части 549-й и 561-й пехотных дивизий противника, которые занимали оборону в первом эшелоне, отошли на промежуточный рубеж, где уже были развёрнуты полковые и дивизионные резервы. Одновременно из глубины немецкой обороны подтянули танки, штурмовые орудия и противотанковую артиллерию. Заняв заранее подготовленные и хорошо замаскированные позиции немецкие войска дали мощный отпор наступавшим советским частям. Также они успешно применяли танковые и артиллерийские засады для борьбы с советской бронетехникой. Поэтому подразделений советской 153-й танковой бригады понесли серьёзные потери. Атаки стрелковых частей также захлебнулись. Немецкое командование подтянуло к месту намечавшегося прорыва дополнительные пехотные части и танковый батальон. Одновременно немцы перегруппировали полевую артиллерию, и она стала оказывать поддержку своим войскам из глубины обороны. Активизировалась и немецкая авиация.

Советское командование организовало авиационный удар. В 13 час. 30 мин. пошли в атаку части 26-й и 31-й дивизий с танками 153-й бригады, поддержанные двумя полками САУ и с воздуха штурмовиками. Однако советские войска понесли большие потери и не смогли прорвать немецкую оборону. Кроме того, немцы организовали несколько сильных контратак. Немецкое командование пыталось во что бы то ни стало остановить наступление советских войск и продолжало вводить в бой новые силы. Только после ввода в бой вторых эшелонов корпусов наступление было продолжено.

К 15 часам 11-я армия Галицкого продвинулась на 4-6 км в глубину и до 10-13 км по фронту. Немцы продолжали ожесточённо сопротивляться, но были вынуждены отходить на новые позиции. Немецкое командование, определив место прорыва, перебрасывало в район боев дополнительные силы и стало готовить контрудар. Командование 11-й гвардейской армии, чтобы сохранить темпы наступления ввело в бой армейскую подвижную группу - 1-ю гвардейскую стрелковую дивизию и 213-ю танковую бригаду. Начало её наступления было поддержано артиллерийским и воздушным ударами. Немцы ответили сильными контратаками. 213-я бригада понесла тяжелые потери. Так, в ходе яростного боя пали командир бригады полковник М. М. Клименко, командиры 1-го и 2-го батальонов капитаны Г. П. Сергейчук и Н. А. Курбатов. Во 2-м батальоне смертью храбрых пали все командиры рот. 1-я гвардейская дивизия также не смогла оказать существенного влияния на развитие наступление. Командование дивизией потеряло управление боем, артиллерия отстала. Пехота без поддержки артиллерией и танками не смогла развивать наступление.

За день тяжёлых боёв армия Галицкого прорвала фронт противника на 10 км участке и продвинулась вглубь его обороны на 8-10 км. Главная полоса обороны противника была преодолена. Однако советские войска не смогли нарушить оперативную целостность немецкой обороны. Немецкое командование быстро перебрасывало резервы, уплотнило свои боевые порядки на главном направлении, перегруппировало артиллерию и организовывало сильные контратаки. По сути, советские войска были вынуждены в лоб атаковать сильные позиции противника, прогрызать его оборону метр за метром, организовывать штурмы новых укреплённых рубежей и опорных пунктов. Немцев теснили, но не могли нанести им решительное поражение.

17 октября 11-я гвардейская армия, отбивая ожесточённые контратаки противника (немецкое командование подтянуло дополнительные силы, включая 103-ю танковую бригаду и танковый батальон «Норвегия»), взяла штурмом сильно укрепленный узел обороны Вирбалис. К исходу дня войска армии Галицкого в центре и на левом фланге прорвали второй промежуточный рубеж обороны противника и продвинулись вперёд на 16 км. Правый фланг армии продвинулся на 14 км. Всего за два дня армия расширила прорыв до 30 км. Немецкое командование отреагировало на успехи советских войск тем, что 17 октября формирующийся танковый корпус «Герман Геринг» получил задачу выйти в район в районе Гумбиннена (первые подразделения начали перебрасывать ещё 14 октября).

Соседняя 5-я армия также перешла в наступление 16 октября, прорвала оборону противника на 10-километровом участке и за два дня тяжелых боёв продвинулась на 10-16 км. 17 октября перешла в наступление 31-я армия. Она за день боёв продвинулась на 8 км.

18 октября войска 11-я гвардейской армии, продолжая вести тяжелые бои с силами противника и отражать многочисленные контратаки, к вечеру взяли крупный опорный пункт Кибартай и прорвали пограничный рубеж обороны врага, вступив на территорию Восточной Пруссии. За день войска армии Галицкого продвинулись на запад на 6-8 км и вышли на немецкую линию обороны по реке Писса. Таким образом, за трое суток напряженного сражения соединения 11-я гвардейской армии продвинулись в глубину на 22-30 км, фронт прорыва достиг 35 км. Войска армии прорвали основной и два промежуточных рубежа обороны противника. Соседние 5-я и 31-я армия к исходу 18 октября продвинулись на 15-28 км. На этом первый этап Гумбиннен-Гольдапской операции был завершён.

Бои в Восточной Пруссии

Восточная Пруссия была первой германской землей на пути нашей наступающей армии. В этой книге собраны воспоминания ветеранов 33-й армии. Именно солдатам этой многострадальной армии, которая защищала в октябре-декабре 1941 года Москву, а затем погибла почти целиком вместе со своим командующим генерал-лейтенантом М.Г. Ефремовым под Вязьмой (апрель 1942 г.), довелось первыми выйти к границе с Восточной Пруссией. И первый орудийный выстрел по позициям противника, который пытался остановить наши войска на этом рубеже, сделали артиллеристы 33-й армии. Восточно-Прусская стратегическая наступательная операция была предпринята войсками 2-го, 3-го Белорусских и частью сил 1-го Прибалтийского фронта. Оборона немцев имела семь рубежей в глубину и состояла из шести упрепрайонов. Немцы сосредоточили здесь 780 000 человек, в том числе 200 000 фольксштурмовцев, 8200 орудий и минометов, 700 танков, 775 самолетов. Мощь наших войск была значительно выше. Исход битвы фактически бы уже предопределен, но драка была жестокая. Немцы понимали, что боевые действия начались уже на их территории, что война пришла и в их дом…

На фронте вся сохранность есть земля. Чуть что - окоп выкопал, и уже ничем тебя не взять. Лопата на фронте - главное оружие солдата. Не успел окопаться - и нет тебя при первом же обстреле. Лопата, ложка, котелок. Никогда не видел - а я до самого Берлина дошел! - чтобы солдат где-нибудь бросил лопату, ложку или котелок. Все, бывало, бросали, а это - никогда.

В Восточную Пруссию мы, можно сказать, заползли на пузе. Немец там сопротивлялся особенно сильно.

Тут, в Восточной Пруссии, меня поразило вот что. В каждой деревне, в каждом дворе много скота. У одной хозяйки, может, 10 или 15 коров. Видать, со всего Советского Союза сюда коровушек согнали. Со всей оккупированной территории. На фермах работали наши люди. Угнанные. Девчушки наши, по пятнадцать-семнадцать лет. Из наших русских областей, Белоруссии, Украины. В рабстве у них были.

Среди хозяев мужчин не было. Видимо, всех призвали в армию, все воевали.

Вспоминаю, как мы входили в Восточную Пруссию.

На прорыв шли в сплошном тумане. Возможности использования тяжелой техники почти не было. Авиация находилась на аэродромах. И танки, и бронетранспортеры, и «катюши» шли позади нас. Мы продвинемся на километр-два, и они на километр-два следом за нами. В бой их не вводили. А потом, когда мы прорвали на всю глубину, танки в этот прорыв и пошли сплошной лавиной. Ночью, с включенными фарами. В тумане. Они шли, обгоняя нас, часов пять или шесть. Почти всю ночь. Мы смотрели на этот грохочущий поток и думали: ну, пошла махина, теперь не остановишь. Утром мы двинулись следом за ними.

Вот так была отрезана Восточная Пруссия от Центральной Германии.

Первую деревню мы взяли - там всего две старухи, древние-предревние. «Где же народ?» - мы их спрашиваем. А они нам: «Ушли все. Нам сказали: придут русские, с рогами, всех будут убивать и вешать. Уходите. Вот все и ушли. А мы уже старые, смерти не боимся». Подошли к нам, потрогали, убедились: не черти, рогов нет. Дальше - больше стали немцы появляться. И молоденьких бабешек вскоре увидели. Но мы на этот счет - ни-ни. Правда, презервативы нам все же выдавали. На всякий случай. Как противогазы в начале войны. Ребята-то все молодые!

А один раз… Стоим где-то, костры запалили. Немцы далеко. Гармошка заиграла. Ребята сразу: «Гоп, со смыком!..» Пошла круговерть! Молодые все! Задорные! В медалях! А у кого и по две!

Немцы, гражданские, похоронились.

А были там, в Восточной Пруссии, хутора поляков. Эти наглые. Только мы пришли, а они уже ходят торгуют. А торгуют разной чепухой, что и купить-то нечего. Вот одна полька ходила-ходила вокруг нас. Никто ничего у нее не покупает. Осмелела, подошла, толкнула меня: «Ты! Пердулиный жолнеж!» Это что-то вроде: ты, засранный солдат!

Я поворачиваюсь и ей тут же: «Цо чебо пердолюдо дубу твоя матка тоже курва засрата бува!» Глаза у нее сразу выкатились - и как кинулась бежать! Мне ребята: «Откуда ты польский знаешь?» Я и рассказал им, что до войны на хуторах под Калугой мы на четырех языках разговаривали: русском, украинском, белорусском и польском.

Я был приписан ко взводу разведки. Как снайпер. Мы отдыхали. Приходит капитан-лейтенант, командир взвода разведки, и говорит: «Кто знает польский язык?» - «Я, - говорю, - малость знаю». - «Пошли».

Приходим на хутор. А там уже какой-то поляк палатку раскинул, брагу продает, разливает ковшиком. Мне капитан-лейтенант: «Спроси, какие деньги берет - наши или польские?» Я тому: «Яки пан бере пенензы?» - «А, яка разница, что порты, что сподныця». Ага, поляк, глядим, веселый попался, с этим столковаться обо всем можно. Выпил взводный браги. Видать, понравилась. Гляжу, его уже немного разобрало. И: «Ты ему скажи, что нам надо двух девок». Я поляку: «Пан, треба дви цурки». - «А цо я буду мать?» - «Пенензы». - «Добже. Вшистко бендить». Тогда мне капитан-лейтенант: «Скажи ему, чтобы девки были надежные. Ну, это… Чтобы от них никакой заразы не подхватить. А то тут, после немцев…» Я - поляку. Тот засмеялся: «Добже, добже, пан официр».

Прихожу во взвод. А уже слух разошелся. Разведка! И все ребята позабыли мою фамилию и стали меня звать: «Пан Калиновский! Пан Калиновский!» Так и звали, пока меня на косе той проклятой не ранило.

На фронт я пошел добровольцем. Хотелось мне, хохлацкого и казацкого происхождения, попасть в кавалерию. Поэтому я долго просидел на пересыльном пункте в Солнечногорске. Все ждал, когда же приедут вербовщики из кавалерийской части. Мало нас там осталось, человек пятнадцать. Всех разобрали. И тут приезжает мичман с Балтийского флота. Приехал и давай с комендантом ругаться: почему, говорит, людей на пересыльном пункте нет? Я, говорит, у тебя должен забрать 72 человека, а тут только 15! Комендант: недобор, мол, то да се… «Ну ладно, составляй строевку». А я тогда уже состоял писарем на пересыльном пункте. Грамотных было мало. Составляю я список, а себя не вписываю. Мичман мне: «А где твоя фамилия?» Я ему: так, мол, и так, в кавалерию решил… «Дурья твоя голова! - он - мне. - Какая кавалерия?! Война другая пошла! Ты знаешь, что любой захудалый матрос на голову выше самого лучшего солдата?!»

Я и согласился.

Учебный экипаж в Петергофе. Учили меня на баталера. Это каптенармус и помощник старшины. Одновременно изучал медицину. Приобретал специальность санинструктора. В бою должен был оказывать первую медицинскую помощь.

Оставалось мне совсем немного. Уже стали водить на корабли. Но вскоре отчислили из экипажа и направили в отдельный десантный батальон морской пехоты. Отчислили вот за что: однажды в увольнении мы, несколько моряков, подшутили над женщиной-милиционером - отняли у нее наган. Она заплакала. Наган мы ей вернули. Извинились даже. А она возьми да и доложи о происшествии. Шутку не поняла…

В феврале 1945 года мы уже брали штурмом Инстербург. Городок небольшой. Старая крепость.

До нас немцы уже отбили несколько атак. Наших много полегло. Стрелковый полк наступал. Выдохлись. В штабе 87-й дивизии стали решать: кого? А кого? Давай полундру.

Подняли наш 88-й сводный десантный батальон. Подвели на исходные. Все ребята были ловкие. Не один бой прошли. Ворвались. О, там было дело…

Рукопашная. Это не расскажешь. Ты хоть раз слышал, с каким хрустом кости ломаются? А как люди по-звериному рычат? Весь бушлат в крови, а в диске автоматном всего с десяток патронов израсходовано. И те выстрелил, пока к крепости бежали.

Я своих ни одного не помню. Все как во сне. Только потом руки болят. И чья кровь на бушлате, на сапогах… А чья кровь? Того, кто на пути попался.

В другой раз нас, 750 десантников, на малых судах высадили на побережье косы Фрише-Нерунг. Надо было захватить плацдарм, перерезать косу и не дать немцам воспользоваться косой при отходе от Бранденбурга и Пилау на Данциг, чтобы не ушли к союзникам.

Четыре часа утра. Выбрались мы на берег. Еще не рассвело. Стоял апрель 1945 года. Пирс не был приготовлен, и мы прыгали прямо в воду. Катера поддерживали нас как могли, вели по берегу огонь из крупнокалиберных пулеметов. А у немцев там были закопаны артиллерийские батареи. Обнаружили они нас почти сразу. И как дали шрапнелью! А шрапнель - такая гадкая штука. Вверху рвется. Нигде от нее не схоронишься, ни в окопе, ни в воронке.

Командир роты у нас такой бедовый лейтенант был. Бывало, все впереди нас бежит, первый в атаку поднимался. В Инстербурге тоже первым в немецкую траншею кинулся. И вот он только высунулся из траншеи, ему в каску осколком сразу и ударило. Каска так и разлетелась. Я подполз к нему. Положили мы его на дно траншеи. Он нам сказал: «Ребята, оставьте меня. Перевязывать бесполезно. Держитесь. Отходить вам не разрешаю». И Тут же помер.

Командование ротой принял на себя мичман Копыльцов.

За полусуток нас перемолотили там основательно. В строю осталось чуть больше 80 человек. Многие были ранены. Без поддержки тяжелого вооружения наступать трудно.

Меня контузило и ранило в ногу. Контузило так сильно, что в себя я пришел только в августе.

Когда мы шли на высадку, приказано было никаких документов с собою не брать. И вот меня, раненого и контуженого, вывезли с косы и отправили в госпиталь в Друскининкай. Рана моя вскоре зажила, а контузия не проходила.

И однажды на госпиталь напала банда литовцев, «лесных братьев». Поднялась паника. Народ весь куда-то побежал. Крики. Как будто рукопашная началась… И тут, во время этой паники, я и пришел в себя. Очнулся, гляжу, на спинке моей койки висит табличка: «Неизвестный матрос».

А домой из штаба батальона ушло извещение, что, мол, так и так, ваш сын, старший матрос Виктор Сумников, пропал без вести во время боя…

В августе я написал домой письмо, что жив и выздоравливаю.

А «лесные братья» приходили к нам за продуктами. Оголодали в своем лесу. Лежачих они не тронули. А вот батальон выздоравливающих, который сразу оказал сопротивление, положили почти весь. У них же и пулеметы были, и гранаты. Многие раненые выскочили через окна и убежали по шоссе в сторону Каунаса. Я, когда пришел в себя, тоже побежал по этой дороге. Нас подобрали попутные машины. Все, кто мог, бежали из госпиталя. Оружия-то у нас не было. А навстречу, на Друскининкай, на большой скорости, уже мчалась колонна грузовиков с войсками НКВД. Запомнил я вот что: у них на погонах были номера.

Когда я пришел в себя, спросил у ребят: какое сегодня число. Они назвали. «А какой месяц?» - «Август». Это был мой день рождения. Мне исполнилось восемнадцать лет.

А вот за что я был награжден медалью Ушакова. Правда, теперь ее у меня нет. Украли. Но удостоверение цело.

1945 год. Восточная Пруссия.

Пошли мы вперед. Разведка боем. Полундра сразу прорвала оборону, затоптали мы их окопы и траншеи и рванули в глубину. Узким клином прошли. И вскоре оказались у них в тылу. А что тыл? В тылу войск нет. Воевать не с кем. Прошли мы немного вдоль фронта и уже начали поджиматься к траншеям. Надо ж было возвращаться к своим. Вышли к долине. Долина вроде котлована. Меня и еще нескольких пехотинцев посылают в разведку. Пошли. Смотрим: в той котловинке немцы остановились. Оружие в пирамидах. Завтрак готовят, жратвою пахнет. Что-то лопочут. Я прислушался, но ничего не понял. А интересно было узнать, что они говорили, - я к языкам всегда был чутким и любопытным. Вернулись мы, доложили.

Так, командиры наши тоже ребята лихие были. Решили их, тех немцев, брать. Несколько взводов ушли в обход. Обложили мы их со всех сторон. Они даже ничего и не почувствовали. Боевые охранения бесшумно сняли. Полундра финками умело работала. Поднялись по условному сигналу: «Полундра!» Они сразу переполошились. Закричали: «Шварцен тойфель! Шварцен тойфель!» И ни одного выстрела. Нам тоже было приказано огня не открывать - до первого выстрела с той стороны. Хорошо, что никто из них не успел схватиться за оружие… Мы уже пулеметы установили. Ребята некоторые, гляжу, финки за голенища сунули. Всех бы до одного положили. Один только офицер выхватил пистолет и хотел было выстрелить в себя, но к нему кинулся матрос и прикладом автомата выбил из руки пистолет. Всех мы их взяли в плен. Привели в батальон 250 человек.

Когда брали, я подбежал к одному, ударил его ногой, пихнул стволом автомата. Он, смотрю, сразу заплакал, весь в саже… Я спросил потом: «Вифель яре?» И он мне показал на пальцах, что двадцать восьмого года рождения. На год моложе меня. Нет, там уже были немцы другие, не такие нахальные, какие к нам сюда пришли, под Калугу, под Москву. Там были уже остатки, замухрышки. Старики да непризывная молодежь. Артиллерии при них не было. Вооружение стрелковое, в основном винтовки.

Однажды, перед Инстербургом, тоже пошли в разведку боем. Всем батальоном. Нам в поддержку придали минометную роту. Там мы здорово их покромсали. Не сдавались. А когда не сдаются, у полундры столько злобы появляется…

Помню, сдружились мы с одним младшим сержантом из минометного расчета. Недели две мы с ним ели из одного котелка. 14 апреля его ранило.

Ему все хотелось найти аккордеон. Вот возьмем какую-нибудь деревню, дома стоят пустые. Он мне: «Пойдем посмотрим, может, где аккордеон найдем». Я ему: «Вась, а что это такое - аккордеон?» Не знал я тогда, что это за штука такая - аккордеон. На хуторе у нас только гармошка и была. А он мне: «Да это такая желтая гармошка. Только с клавишами. Вот найдем, я тебе покажу, как на нем играть надо».

Однажды полез на чердак и там подорвался на мине.

Через тридцать шесть лет я узнаю, что тут у нас начальник коммунального хозяйства с такой же фамилией. Прихожу: «Василий Иванович?» - «Да». - «В сорок пятом там-то был?» - «Был». Узнал. Обнялись. Собрались у меня дома. Отметили.

Ветров Василий Иванович - боевой мой товарищ. В Восточной Пруссии мы им здорово давали. Наша братва, морские пехотинцы, и минометчики. Если мы чуть где замешкались, пулемет там ихний или пушка, минометчики сразу - залп туда. Все, проход свободен, можно продвигаться дальше.

В прошлом году я поехал в профилакторий, наш, стариковский, за Калугой он тут недалеко. Приезжаю домой, а мне моя Егоровна и говорит: «Похоронили Василия Ивановича».

Бои за Мискау были очень трудные. За несколько дней мы сумели выбить немцев только из двух траншей. Взять город с ходу не удалось. И снова у нас в батальоне потери. Убит Мешвелян, ранены Адылов и Ерашов.

В эти дни, в середине марта, мы увидели американских летчиков. Они совершали челночные перелеты на бомбардировку Германии. И вот американский тяжелый бомбардировщик потерпел аварию. То ли его сбили, то ли подбили где-то еще далеко перед нами. Он начал падать. А летчики из него посыпались горохом и вскоре повисли на парашютах. Мы подбежали к одному, который приземлился в расположении нашего батальона. Вначале он испугался, подумал, что попал к немцам. А потом очень обрадовался, узнав, что мы - Красная армия.

У нас снова в эти дни начались потери. Подорвался на мине Тулепов. А когда возобновились атаки на Мискау, погибли Адыльбеков и Пилипенко. Двое ранены: Лихов и Осечкин.

Жалко, до Берлина я не дошел. Не довелось. Меня направили учиться в военное училище.